Найм

— Вот тебе милиция! Вот тебе дороговизна стульев для трудящихся всех стран! Вот тебе ночные прогулки по девочкам! Вот тебе седина в бороду! Вот тебе бес в ребро!

Ипполит Матвеевич за все время экзекуции не издал ни звука. Со стороны могло показаться, что почтительный сын разговаривает с отцом, только отец слишком оживлённо трясёт головой».

Не знаю, как у их преподобия с девочками, да и не интересуюсь. Мне сейчас интереснее мальчики. Вон те бородатые «мальчики» с намозоленными ручечками. Кулаком я этого… пресвитера не прошибу. А вот концом дрючка, зажатым в кулаке — очень даже удобно.

«По рёбрышку, по рёбрышку

Курочка клюёт».

Марана, помогая себе железной палкой, двигалась на толпу мужиков. По моему кивку по обе стороны от неё на шаг сзади развернулись Ивашко и Чарджи. Тут Марана перестала улыбаться и начала скалиться. Разница не велика, но… Воины вытащили клинки… И бородатые мужики дружно ломанули бегом в гору — с берега в село.

Поп, оставшись один, осознал. Попытался вырваться, но длинная ряса, на подол которой так удобно наступить, совмещая с одновременным «по рёбрышку» — не лучшая форма одежды для физкультурных занятий. Завалившись, он попытался сразу подняться, и был перевёрнут на спину пинком Ноготка. Потом Ноготок встал у его головы, снял с плеча свою секиру и выжидательно посмотрел на меня. Я сначала сам потыкал в этого… пресвитера своим дрючком, послушал, как он ойкает, и сформулировал свои предложения:

— Ты идёшь в село. Уговариваешь мужиков. Мне нужно шесть лодий. Сам выберу. Гребцов — три десятка. Молодых мужиков и парней. Десяток назад пойдёт — лодии берегом приведёт. Остальные — с топорами и припасом на тридцать дней. Работать у меня в вотчине будут. Какую работу скажу. Серебра не дам, корм будет. Это наказание такое за глупость вашу.

Поп пытался возразить, но Ноготок наступил ему ногой на грудь. И осторожно опустил блестящее рожно секиры к уже «рукоположенному лицу». А я продолжал проповедовать. Я пока ещё не священномученик, но слова мои тоже запомнить не вредно.

— Ты, служитель культовый, не дёргайся. Сделаете по слову моему — целыми останетесь. Озорничать начнёте — выпущу Марану. А село выжгу. Ты ведь про меня слышал? Как я Велесовых волхвов побил, как «цаплю» поганую извёл. Мне и тебя… съесть — не велика забота. Ваше…

Я посмотрел на его руку — кольцо обручальное на месте. К монашествующим священникам обращение — «Ваше преподобие», к женатым — «Ваше благословение». Всегда путаю.

— Ваше благословение. Изведу вместе с семейством. Дети-то есть?

Поп, косясь на блестящее полотно секиры, осторожно потряс головой. Типа: имеем в наличии.

— Ну вот и славно. Если до полудня отсюда не уйду — готовь церковь к обряду, мертвяков отпевать будешь. Отпусти его, Ноготок.

Поп довольно резво удалился в сторону селения. И вовремя — там уже начали кучковаться аборигены с топорами и дубьём.

Толпу довольно легко испугать. Наблюдения за стадами травоядных в африканских заповедниках показало, что чем больше общность пасущихся рядом животных, тем чаще они срываются с места в панике. В большом коллективе всегда найдётся истеричное существо, которому покажется, что «там кто-то есть». А дальше — стадный инстинкт: «все побежали и я побежал».

А вот добиться от стада толку, хотя бы направить его в нужную сторону — проще с малым. Поэтому волки, которые охотятся «гоном с подставами» и для которых направление движения стада особенно важно — стараются сразу разбить стадо на части. Волк не может долго гнать копытное животное — дыхалки не хватает. Так что, если первый рывок не удаётся, то нужно выгнать дичь на подставу. Это, обычно, пара молодых волков, которые будут гнать жертву дальше. А там и третья пара вступит в эту эстафету. Не засада, как у больших кошек, которая — одна и просто кидается на перехват, а именно эстафета. Как конные подставы при ямской гоньбе.

Я тоже пытаюсь разбить это стадо на части. Отбить молодых самцов. Понятно, что не для еды. У меня впереди офигительных размеров стройка — нужна рабочая сила. Вот я её и нанимаю. Как могу, в той форме найма, который здесь срабатывает. Потому что иное — не срабатывает. Потому что эти тупые мои предки думают, что каждого прохожего можно доить как индуистскую корову. «Никто не кормит, но все доят — священное животное». «А куда оно денется?». Вот то-то и оно — я отсюда никуда не денусь. При всём своём желании. Тем хуже для вас, предки аборигенные.

Нанимать людей для исполнения строительных работ, пугая их смертным страхом, угрожая болезнями и пожаром, использовать их глупые языческие и христианские суеверия… Не хорошо. Но подставлять каждому туземцу свою кису, как дойная корова — доярке вымя, я не буду.

Как же это болото человеческое тяжко проворачивается! К полудню они собраться не успели — повинности в общине исполняются в порядке очереди. «Вас тут не стояло» — непрерывный крик на каждом сельском сходе по этому поводу. Оно и так-то хай стоит на всю округу. А когда — общинная повинность под угрозой чертовщины…

Глава 145