Найти мертвеца

Между тем Гарриэт свершила действие, от которого сама ощутила, что была несправедлива, охваченная непомерной, необоснованной ненавистью, и воспользовалась случаем, чтобы унизить этого человека. Дело в том, что еще пять минут назад она была совершенно счастлива с ним, прежде чем не поставила его и себя в невыносимое положение, и она почему-то почувствовала, что еще что-то прибавилось к списку его обид. Она взвесила все и решила, что поступает с ним по-настоящему жестоко.

— По-моему, вы считаете и без всего этого рыцарского парада, что я и без того недостаточно унижена. Вы думаете, что можете восседать здесь весь день как король Копетуа, благородный и великодушный, в ожидании своего народа, который припадет к вашим ногам. Конечно, все скажут: «Посмотрите, что он сделал для этой женщины — разве это не прекрасно с его стороны!» Это неприятно для вас? Вы думаете, что если вы будете продолжать в том же духе достаточно долго, я растрогаюсь и мне придется смягчиться? Итак, вы ошибаетесь. Это все. Наверное, каждый мужчина считает, что стоит ему проявить свое превосходство над женщиной и любая упадет в его объятия. Это отвратительно.

— Благодарю вас, — произнес Уимси. — Я могу быть всем, о чем вы говорите — покровительственным, вмешивающимся, самонадеянным, несносным и всем остальным. Однако дайте мне небольшой кредит и для ума. Вы думаете, что я не понимаю всего этого? Вы считаете, что любому мужчине, который относится к женщине так, как я отношусь к вам, приятно знать, что он должен прокладывать себе дорогу к ее сердцу под отвратительным бременем признательности? Черт возьми, я отлично понимаю, что у меня было бы больше шансов, если бы я был глух, слеп, увечен, умирал бы от голода, пьянства или беспутства, так чтобы вы могли бы посмеяться надо мной, будучи великодушной? Почему же вы полагаете, что я отношусь к собственным, самым искренним Чувствам как к чему-то опереточному, если бы это не спасало меня от горькою унижения наблюдать, как вы пытаетесь показать Крайнее отвращение к ним? Вы что, не понимаете, что эта проклятая шутка судьбы лишает меня простого человеческого права серьезно относиться к своим собственным страстям? Это что, особая привилегия для любого мужчины — доказывать?

— Не говорите так.

— Я бы не стал, если бы вы меня не вынудили. И вы должны быть справедливой и вспомнить, что вы причиняете мне боль гораздо больше, чем, возможно, причиняю ее вам я.

— Конечно, я ужасно неблагодарна.

— Черт!

Каждой выносливости есть свой предел, и Уимси достиг его.

— Благодарна, неблагодарна! Боже мой! Смогу ли я когда-нибудь избежать глупых разговоров об этих мерзких прилагательных? Я не нуждаюсь в одолжении. Мне не нужно сентиментальности. Я даже не требую любви — а я мог бы заставить вас дать мне что-нибудь в этом роде. Я хочу обычной честности.

— Хотите? Но это как раз то, чего всегда хочу я, и не думаю, что это надо специально добывать.

— Послушайте, Гарриэт. Я понимаю. Понимаю, что вы не хотите давать или брать. Вы стараетесь быть тем, кто жертвует, и вдруг обнаружили, что тот, кто жертвует, всегда бывает одурачен. И вы не хотите быть тем, кто берет, ибо это очень трудно, ибо вы понимаете, что берущий всегда заканчивает тем, что ненавидит дающего. Вы никогда не захотите счастья, зависящее от другого человека.

— Совершенно правильно. Это самые верные слова, которые вы когда-либо говорили.

— Прекрасно. Я уважаю это. Только вы должны сыграть в эту игру. Не форсируйте эмоциональную ситуацию, ведь в этом случае вы будете считать меня виновным во всем.

— Но я не хочу никаких эмоциональных ситуаций! Я хочу быть спокойной.

— О, однако! Вы неспокойная личность. Вы всегда попадаете в затруднительное положение. Почему бы не справиться с ним должным образом и после не насладиться этим? Подобно Алану Бреку, я хороший боец.

— И вы считаете, что я уверена в победе.

— Не связывайте мне руки.

— О, хорошо. Но все это звучит настолько скучно и утомительно… — проговорила Гарриэт и неожиданно разразилась слезами.

— Боже мой! — вскричал ошеломленный Уимси. — Гарриэт, дорогая, ангел мой! Упрямица моя! Сварливая моя Гарриэт! Не говорите так! — обезумев от жалости и волнения, он упал на колени. — Называйте меня как хотите, только не скучайте! Ради Бога, скажите, что вы не это имели в виду! Видит Бог! Разве я бесконечно не надоедал вам восемнадцать месяцев подряд? От такого содрогнулась бы любая здраво мыслящая женщина. Я знаю, вы однажды сказали, что если кто-нибудь выйдет за меня замуж, то это ради того, чтобы выслушивать мою болтовню, но надеюсь, такого рода штуки надоедают после непродолжительного времени. Я — болтун, знаю, я — болтун. Что же мне поделать с этим?

— Дурачок! О, это несправедливо! Вы всегда заставляете меня смеяться. Я не могу бороться, я так устала. Не буду молоть вздор. Слава Богу, звонит телефон!

— К черту телефон!

— Это, возможно, нечто важное.

Она встала и подошла к аппарату, оставив Уимси стоящим на коленях, выглядевшего и чувствующего себя достаточно нелепо.

— Это вас. Кто-то снова хочет вас в Беллевью.

— Ну и пусть его хочет.