Найти свой остров

– Нет, это вы послушайте. – Максим чувствует, что на него снизошла ярость, которая иногда толкала его на отчаянные поступки. – Вы являетесь сюда – навеки поселиться, совершенно не зная, что происходит. Ваша младшая дочь организовала нападение на Нику, чтобы…

– Я знаю. Они хотели забрать ее бизнес. Простите, как вас зовут?

– Матвеев Максим Николаевич. Так вы знаете?

– Да, я слышала ночью разговор мужа с Евгенией – по телефону, а потом он орал и бегал по квартире. Меня он в расчет никогда не принимал, а потому в выражениях не стеснялся.

– И вы…

– Я собрала вещи и уехала, пока он брился. Он всегда, знаете ли, долго бреется по утрам, очень любит этот процесс. Ну и я сбежала. Ника может с ним бороться, а я – нет. Никогда не могла, потому я так виновата перед ней… Мама меня так и не простила за это. Но теперь – все, это стало последней каплей…

– Ника сейчас ни с кем не в состоянии бороться. – Матвеев в сердцах пнул табурет. – Вы что, не понимаете? Это вы, мать, должны были стать ее опорой, а вы допустили, чтобы дочь столько лет третировали на ваших глазах, и ни разу не защитили ее. А теперь явились сюда и…

– Послушайте, молодой человек, да какое вы…

– Какое я имею право, вы это хотели сказать? Я вам скажу, какое я имею право. Ведь это не вы были рядом с ней, когда вчера нашли с проломленным черепом ее подругу и компаньонку. Это не вы были с ней, когда сюда ворвались трое ублюдков, которых натравила на сестру ваша любимая младшая дочь. Это не вы сидели с ней ночью, вырывая из кошмаров и меняя компрессы. А должны были быть вы, но вместо этого вы пришли сюда, потому что вам больше некуда идти – только к дочери, которую вы и ваше семейство всю жизнь презирали, пинали и не считали за человека. Мне Марек все рассказал – и о том, как вы уговаривали Нику продать квартиру и отдать вам деньги, и о том, как она оплатила лечение отцу и что получила в ответ – и вы меня спрашиваете, по какому праву я вам все это говорю? А по праву друга женщины, которая стала мне близким человеком. Она для многих сестра, друг, родная душа – но не для вас и не для вашего семейства, не так ли?

Женщина опустила голову, по лицу ее катятся слезы. Матвеев понял, что он хватил лишку, но если никто этой даме до сих пор не сказал этих слов, то ей пора все-таки их услышать.

– Мать мне говорила примерно то же самое. До самой смерти она так и не простила мне мою бесхарактерность, но я и правда совершенно не могу сопротивляться Григорию, и…

– И за это в итоге заплатила ваша старшая дочь. Чем же она так не угодила отцу?

– Она просто была на него не похожа. Когда мы поженились, у нас долго не было детей, понимаете, а потом я забеременела – Григория послали на три года в командировку за границу, на Кубу, – он служил тогда во флоте, и правительство обменивалось специалистами. В общем, Ника родилась без него, он вернулся, когда ей уже три года было, она его дичилась, он раздражался… А потом я снова забеременела, и родилась Женечка – похожая на него просто как две капли воды, и он… В общем, Ника для него так и осталась чужой… а я… да, я не могла ее защитить. Моя мать смогла – потом, а я нет. И больше мне не к кому идти, вы правы.

Матвеев вздохнул и опустился на табурет. Ярость прошла, осталось недоумение и опустошенность. Он вырос в счастливой семье, родители его любят, обожают его детей, хотя отец всегда шутил, что Максим ни в мать ни в отца – а в проезжего молодца. И какая разница, на кого похоже твое дитя? Разве это имеет значение? А вот для кого-то, оказывается, имеет.

– Это большое счастье, что она ни на кого из вас не похожа. – Матвеев снова поднимается и смотрит в окно – там падает снег. – Иначе многое было бы по-другому.

Или не было бы вообще. И осиротевшие Димка с Маринкой жались бы друг к другу в их большой квартире. Панфилов бы, конечно, их не бросил, но это все равно не то.

– Нике о поступке Евгении ни слова. – Матвеев достает чистую тарелку. – Ей нельзя волноваться, а потому разговоры только нейтральные. Иначе я обещаю, что вылетите вы отсюда как пробка, хотя и нет у меня никакого права на такие действия, но вас это не спасет.

Матвеев налил в тарелку супа и поднял с пола Буча, вознамерившегося вскарабкаться по его штанине, – Ника права, нужно отучать его от этой привычки, кот растет. Вот даже со вчерашнего дня вроде бы подрос.

– Давай-ка, приятель, молока тебе налью, что ли. Ешьте суп, а то остынет.

Телефон звонит, и он выходит из кухни, оставив мать Ники наедине с ее мыслями и тарелкой супа.

– Добрый день, Максим Николаевич. Рубан беспокоит.

Матвеев секунду соображал, кто такой этот Рубан, потом кивнул, словно собеседник мог его видеть.

– Да, Вадим Сергеевич, слушаю вас.

– Не могу дозвониться до Александра Михайловича, а дело срочное.

Конечно, Панфилов сейчас весь в делах, хоть и оставил вместо себя надежного человека – но бросить все он не может.

– Я могу дать ему трубку.