Найти то - не знаю что

«Давненько я к нему не заходила,» — подумала я. — Видимо, события последних дней настолько поглотили мое внимание, что я перестала замечать вновь прибывших пассажиров. А уж такую «экзотику», как эта мадам, трудно было не заметить.

— Как вы себя чувствуете? — спросила я, хотя по внешнему виду недавнего «кандидата в покойники» сама могла понять, что дела у него шли неплохо.

— Спасибо, родная, — кряхтя ответил Владимир Иванович, поскольку его переворачивали в это время на живот, — теперь уже… фу, замечательно! Вот бог послал в мое купе Анаид, а она мертвого на ноги поставит. Что бы я без нее делал?

Массаж закончился, и Владимир Иванович еще местами лоснился от какого-то пахучего крема, который втирала в его кожу женщина с экзотическим именем.

Анаид вышла помыть руки, и Владимир Иванович поведал мне, что, проснувшись на следующий день после моего укола, обнаружил рядом с собой эту «волшебницу». Она тоже ехала на восток, но только до Хабаровска, поскольку совершала турне по стране как народная целительница. Застав Владимира Ивановича в весьма плачевном состоянии, она взялась продемонстрировать ему свое мастерство совершенно бесплатно из чисто альтруистических побуждений.

— А вы знаете, сколько стоит один ее сеанс? — оглядываясь на дверь, прошептал он. — Страшно сказать!..

Но он не успел ничего сказать, поэтому бояться ему было нечего, так как в этот самый момент Анаид вернулась в купе.

Ни слова не говоря, она подошла ко мне и стала делать какие-то пассы перед моей грудью. И сразу же стала покачивать головой и цокать языком:

— Нэспокойная аура, сильно пэрэживаешь, сэйчас я тэбе памагу…

— Не надо! — отпрянула я, так как успокаиваться мне было еще рано.

— Чиво баишься? — улыбнулась она.

— Да нет, я не боюсь, просто сама успокоюсь, — оправдывалась я. — Спасибо, — и попятилась к двери.

— Я же говорю — волшебница. Насквозь человека видит, — засмеялся Владимир Иванович. — От нее ничего не скроешь…

Я искренне пожалела, что сама не обладаю этим даром, мне бы совсем не помешало теперь видеть человека насквозь и, пожелав Владимиру Ивановичу всех благ, покинула его купе.

Разумеется, никакой новой информации я и здесь не получила, но зато могла не волноваться теперь за здоровье Владимира Ивановича. Меня немного мучила совесть, что я ни разу не зашла к нему после того укола.

Пятое купе вызвало у меня легкие ностальгические переживания. Как-никак, это было мое первое купе в этом вагоне, а это — как первая любовь…

И здесь меня ждала, как ни странно, идиллия: Андрон и Тимофей — оба в горизонтальном положении и при этом совершенно трезвые — разгадывали кроссворд. Причем читал задание Тимофей, а с гениальной легкостью разгадывал его Андрон, снисходительно принимая от своего товарища слова восхищения собственной эрудицией.

— Это потрясающе! — так встретил меня Тимофей. — Не человек, а ходячая энциклопедия! Садитесь, Юлечка. Вы только послушайте!

И он разыскал на газетном листе нужное место:

— Выливаемый через средства массовой информации на противника хранившийся до поры запас грязи?

— Сколько букв? — ковыряясь в зубах, спросил Андрон.

— Та-а-к, сейчас… Девять букв, четвертая — «пэ», последняя — «тэ».

— Компромат?

— Ну-ка, ну-ка? Подходит! А вот: почтовая станция на Руси из двух букв?

— Ям.

— Как?

— Ям. Отсюда и ямщик, и ямская… — объяснил Андрон.

— А вот еще…

— Как живете, мальчики? — спросила я, чтобы напомнить им о своем присутствии.

— Хорошо живем, — ответил Тимофей. — Домашний алкогольный напиток на букву «эн», ну, это я и сам знаю — «Настойка».

— Козе понятно, — согласился Андрон.

Я тут была явно третьей лишней, поэтому удалилась по-английски, и никто не стал меня удерживать.

В четвертое купе я постучала несколько раз, но ответа так и не дождалась. Тихонько приоткрыв дверь, я убедилась, что Санек и Толян не изменили мизансцены со вчерашнего вечера: по — прежнему оба лежали на своих полках в одежде. И только то, что на столе стояли две пустые бутылки из-под пива, свидетельствовало о том, что они просыпались утром и, попив пивка, снова уснули. Будить их не имело никакого смысла, и я закрыла дверь купе, предварительно выключив ненужный теперь верхний свет.

На этом и закончился мой последний «обход». Оттягивать дальше сообщение для Грома я не имела права, и на ближайшей станции я достала ненавистный мне в эту минуту телефон и дрожащими руками набрала заветный номер.

— Восемнадцатый, — услышала я мужской голос на том конце провода.

— Багира в отчаянии, — выдавила я из себя, поймав себя на том, что произнесла это с трагической интонацией провинциальной актрисы, и передернулась от омерзения к себе.

— Вас понял, «Багира в отчаянии», — по-деловому и без всяких эмоций ответил мне голос, и я услышала последовавшие за этим короткие гудки.

Вот так просто я подписала себе смертный приговор, во всяком случае, именно так я воспринимала этот поступок. Я добровольно призналась во всех смертных грехах и теперь вправе была рассчитывать только на снисхождение «высокого суда».