Наивная плоть

Дина была благодарна ему за то, что только от нее зависело, с какой скоростью будут развиваться их отношения. Хотя, надо признаться, иногда ей и самой хотелось все ускорить. Она давно не чувствовала себя настолько сильной и уверенной, чтобы самой желать близости с мужчиной.

Но когда она захочет, подумала Дина, ей придется все ему рассказать.

Она быстро прогнала прочь воспоминания, пока они не впились когтями ей в сердце. Знала по опыту, что все следует делать по порядку.

Прежде всего надо было обдумать их отношения с Маршаллом – если у них вообще были какие-нибудь отношения – и решить, чего она от них ждет.

Бросив взгляд на часы, Дина чуть было не застонала.

Она разберется со своими личными проблемами в свободное время. Установив пальцы на клавиатуре, Дина взялась за работу.

Между собой служащие Анджелы называли ее офис и студию «цитаделью». Она правила с высоты своего французского архиепископского столпа, как феодальный властелин, раздавая указания, награды и наказания в равных мерах. Любой, кто оставался в штате после шестимесячного испытательного срока, верно и усердно служил ей, храня свои жалобы при себе.

В пределах допустимого она была требовательной к себе и другим, имела некоторые личные слабости и терпеть не могла извинений. Но, в конце концов, Анджела заслужила свои привилегии.

Анджела вошла в приемную перед своим кабинетом. Ее секретарь занималась подготовкой съемки на понедельник. Рядом, в тихом холле, были двери других кабинетов – продюсеров, консультантов, ассистентов. Анджела уже давно распрощалась с шумной суматохой студии новостей. Когда-то и она была репортером, использовав эту работу не просто как трамплин, а скорее как катапульту для своих амбиций. Она хотела только одного, хотела всегда, столько, сколько помнила себя: быть в центре внимания.

В новостях информация была и царь, и Бог. Диктора, конечно, тоже заметят, если он – или она – будет достаточно хорошим. Анджела была очень хорошим диктором. Шесть лет в пекле ежедневного телевещания стоили ей одного мужа, помогли поймать в свои сети другого и вымостили дорогу к телешоу «У Анджелы».

Она явно предпочитала и потому всегда требовала, чтобы в офисе было тихо, как в церкви. Толстые ковры, звуконепроницаемые стены.

– Вам несколько раз звонили, мисс Перкинс.

– Потом. – Анджела настежь распахнула одну из двойных дверей, ведущих к ней в кабинет. – Зайди ко мне, Кесси.

И начала мерить комнату шагами. Даже услышав тихий щелчок закрывшейся за секретаршей двери, она не остановилась, промчавшись по старинному ковру мимо элегантного стола, от ряда широких окон к антикварному серванту, в котором хранилась ее коллекция наград.

«Они мои», – подумала она. Она их заработала, они принадлежали только ей. И теперь, теперь никто не посмеет не обращать на нее внимания.

Она приостановилась рядом с фотографиями и грамотами, висевшими в рамках на стене. Анджела рядом со знаменитостями на благотворительных мероприятиях. Церемонии награждения. Обложки «Путеводителя ТВ», «Тайм», «Пипл» с ее изображениями. Уставившись на них, она глубоко вздохнула.

– Она хоть понимает, кто я такая? – прошептала Анджела. – Она отдает себе отчет, с кем имеет дело?

Покачав головой, она опять отвернулась. Это была всего лишь маленькая промашка, напомнила себе она. Такую промашку нетрудно исправить. И к тому же она уже привязалась к этой девушке.

Успокоившись, Анджела обошла стол и опустилась в такое привычное кресло из красной кожи. Это кресло было подарком главного администратора синдиката – ее бывшего мужа – в тот день, когда шоу ее вышло на первое место в таблице рейтингов. Кесси все еще стояла у двери. Она уже хорошо усвоила, что нечего и смотреть в сторону кресла красного дерева с пышными расшитыми подушками, пока не прозвучит приглашений.

– Ты договорилась насчет продуктов?

– Да, мисс Перкинс. Меню у вас на столе. Анджела взглянула на него, отсутствующе кивнула.

– Цветы?

– Они подтвердили все, кроме белых лилий, – ответила Кесси. – Они постараются найти все, что вы хотите, но предложили заменить некоторые цветы другими.

– Если бы я хотела другие, то и просила бы другие. – Анджела махнула рукой. – Ты не виновата, Кесси. Сядь. – Она закрыла глаза. У нее начинала болеть голова. Анджела уже слышала чудовищный стук в висках, за которым обычно следовала волна непереносимой боли. Она осторожно потерла лоб двумя пальцами. Помнится, такие же приступы головной боли мучили ее мать. И та заливала их вином. – Налей, мне воды, ладно? У меня начинается мигрень.

Кесси вскочила с кресла, на которое только что присела, и подошла к полированному бару в другом конце комнаты. И внешне, и по разговору она была спокойной женщиной. К тому же достаточно честолюбивой, чтобы терпеть все недостатки Анджелы ради продвижения по службе. Ничего не говоря, она выбрала хрустальный графин, наполненный свежей минеральной водой, и налила полный бокал.