Читаем Наивно. Супер полностью

Я был в приподнятом настроении и говорил что-то о динозаврах, и китах, и африканских млекопитающих. Я говорил также о высоком и плечистом чернокожем мужчине, который попросил меня сфотографировать его перед огромным бурым медведем с Аляски. О медведях он знал, кажется, все и говорил о них с большим уважением. Он сказал, что, если мне когда-нибудь придется совершить вынужденную посадку на Аляске, я должен тщательно обходить стороной бурых медведей. Потому что эти бурые медведи способны развивать скорость до тридцати пяти миль в час и одним ударом могут убить человека.

И вот пока я на ходу рассказывал все это брату, мы поравнялись с припаркованной машиной, на бампере которой лежал велосипедный шлем. Я остановился как вкопанный. Затем огляделся по сторонам и в мгновение ока придумал себе в оправдание целую историю, согласно которой шлем теперь должен был принадлежать мне.

Мне казалось совершенно очевидным, что шлем был потерян каким-то велосипедистом на улице и кто-то его поднял и положил на автомобиль, чтобы его не раздавил на мостовой проезжающий автобус или еще какая-нибудь машина. Мне даже казалось, что я спас шлем, потому что, если бы я его оставил лежать, он обязательно свалился бы с бампера, когда автомобиль тронется, и был бы раздавлен под колесами.

Поэтому я взял шлем и положил его к себе в сумку, продолжая разговаривать с братом о совершенно других вещах. Но через некоторое время я почувствовал, как шлем в моей сумке постепенно тяжелеет, а когда мы пришли домой, он уже стал совсем неподъемным.

И только тут я заметил написанное внутри шлема имя и телефонный номер. Нельзя сказать, чтобы мне от этого стало легче. Владелец шлема обрел имя. Его зовут Хосе, и я представил себе, что он – эмигрант, недавно бежавший с Кубы и только что получивший в США временный вид на жительство. Но у него же наверняка нет работы! Он едва сводит концы с концами. И шлем, конечно же, дареный.

Вот такое неприятное положение, с которым очень не хочется разбираться.

Сначала меня так и подмывало углубиться в толстую книгу по теории хаоса, но шлем лежит на моем ночном столике и требует к себе внимания. А я-то уже и напяливал его на голову!

Вся ситуация отдает каким-то убожеством.

Шлем нужно вернуть хозяину, но сегодня Хосе уже спит, и звонить поздно.

Я кладу шлем на пол, чтобы он не начал мозолить мне глаза, едва я утром проснусь.


Вот что я видел сегодня:

– человека в белой рубашке, который закуривал сигарету на ступеньках перед домом, впервые за весь день позволив себе передышку (во всяком случае, так это выглядело, на мой взгляд);

– телефонную будку, в которой две телефонные трубки болтались на длинных шнурах;

– человека с плейером, который быстрым шагом проходил по залу Естественно-исторического музея, посвященному эволюции человека;

– парнишку в кафе, который глядел в пространство, когда ему что-то говорила его подружка, но требовал, чтобы, когда говорит он, она смотрела на него;

– человека, который расчесывал свою бороду;

– человека, игравшего на губной гармошке посреди улицы и не обратившего никакого внимания на то, что его чуть было не задавил грузовик;

– семейство из трех толстых немцев, которые спрашивали, есть ли здесь лифт на второй этаж, где находится ресторан «Макдональдс»;

– мужчину, который шел рука об руку с другим мужчиной;

– женщину-полицейского, которая долго стояла, разглядывая яблоко;

– женщину, которая сказала мне: «Please leave me alone»[26], когда я предложил ей помочь отнести ее вещи вверх по лестнице.

ЗАПИСКА

Я не могу заснуть. Я думаю о том, что взять себе шлем и быть настоящим человеком – несовместимые вещи.

А когда я наконец заснул, мне приснилось, что меня никто не любит.

Это была скверная ночка.

Проснувшись, я сразу позвонил Хосе.

Я сообщил ему, кто я такой, и говорю, что нашел его шлем, который он может забрать у портье в доме, где я живу.

Хосе страшно обрадовался.

По его словам, я поступил очень благородно, что позвонил ему. Он и не надеялся, что шлем к нему вернется.

– Народ в Нью-Йорке хуже волков, – говорит Хосе.

Я говорю, что иначе и быть не могло, так что не стоит благодарности.


Мой брат гордится мною и хочет раскошелиться на завтрак в китайском ресторанчике, который расположен у нас по соседству.

У меня рот до ушей.

Мне кажется, что, вернув хозяину шлем, я чувствую себя лучше, чем если бы я его вообще не брал.

Такая вот странность.

Я ем лапшу и рассказываю о своих планах насчет того, чтобы открыть телекоммуникационную службу с песенкой про кисаньку. Брат выражает некоторые сомнения, но не высказывает решительных возражений и даже не исключает возможности, что поможет мне со стартовым капиталом.

Когда мы поели, к нам подошла молоденькая китаянка с подносом. Она ставит перед нами поднос. На подносе лежит счет и два маленьких пирожка.

Внутри пирожков мы обнаруживаем крошечные записки с предсказаниями.

У моего брата написано: «You are the center of every group’s attention»[27].

На своей бумажке я прочитал: «You will be advanced socially without any special effort»[28].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века