Накануне

Тогда он предсказывал наступление «пятидесятилетней мирной эры». Но народы уже знали истинную цену этим предсказаниям. Война началась.

В первые два дня после нападения Гитлера на Польшу еще можно было думать, что это локальный конфликт. Но темп наступления немецких войск нарастал, фашистская авиация наносила мощные удары по польским городам, флот вел боевые операции в районе Данцига. Пламя пожара разгоралось и быстро двигалось в сторону наших границ.

3 сентября Англия и Франция официально объявили войну Германии. Стало ясно, что речь шла не о местном столкновении. Большая война в Западной Европе стала фактом.

Думаю, не только я, но и большинство наших военных товарищей с тревогой восприняли в ту пору вести о стремительном продвижении немцев по территории Польши, Конечно, Советский Союз заключил с Германией договор о ненападении, но разве одна эта бумага могла гарантировать, что опьяненный легкими победами Гитлер не предпримет новых авантюр и остановится, дойдя до наших границ? Разве мы не знали, с какой легкостью фашисты рвали на мелкие клочки другие договоры?

Теперь стало известно, что эта тревога имела серьезные основания. В Германии раздавались голоса, призывавшие сразу же перенести войну на советскую землю. Этого не случилось, и не к чему гадать, как развернулись бы события, если бы Гитлер внял подобным призывам. Но коль скоро опасность существовала, надо было принимать энергичные меры, чтобы встретить. ее во всеоружии.

Едва узнав о нападении немцев на Польшу, я стал ждать указаний о повышении боевой готовности флота, о конкретных мерах, которые следует предпринять на случай чрезвычайных обстоятельств. Таких указаний не последовало.

* * *

…Флоты жили своей обычной жизнью. Начальник Главного морского штаба Галлер дважды в сутки, утром и вечером, докладывал мне о положении на морских театрах. Речь шла о ходе боевой подготовки, передвижении кораблей и о всякого рода происшествиях.

Когда с докладами приходили ко мне заместители Л. М. Галлер, И. С. Исаков и И. В. Рогов, служебные разговоры невольно, переходили на обсуждение международной обстановки. Как будут развиваться события дальше? Выполнит ли Англия свои обязательства перед Польшей? Какую позицию займет Франция, которую две линии обороны — Мажино и Зигфрида — разделяли с Германией? Мы не раз раскладывали морские и сухопутные карты на столе и делали всевозможные предположения. Стрелки, означавшие движение немецких частей, все глубже врезывались в тело Польши. Авиация прокладывала им путь безжалостными налетами на мирные города. (Только много лет спустя стало известно о многочисленных актах саботажа, диверсий и убийств, которые совершали банды абвера — «двуликого адмирала Канариса). Нам хотелось также узнать, что происходило в водах Балтики. Морской театр невелик, и надо было внимательно следить за передвижением немецкого флота. К тому же судьба Польши нам была не безразлична. Пресловутое «правительство полковников» не проявляло лояльности к Советскому Союзу, и все-таки выход к нашим границам фашистской армии Гитлера являлся из двух зол худшим. К тому же не могли мы и оставаться равнодушными к судьбе жителей Западной Украины и Западной Белоруссии.

На следующий день, после того как Англия и Франция объявили Германии войну, я поехал к начальнику Генерального штаба Б. М. Шапошникову. Как всегда, он был приветлив и вежлив. Осторожно прикрыв какие-то бумаги, лежавшие у него на столе, Шапошников пригласил меня сесть и приготовился слушать.

— Скажите, Борис Михайлович, Генеральный штаб имеет какие-либо указания в связи с новой обстановкой в Польше и вообще в Европе? — сразу же начал я.

— Разве вы собираетесь с кем-нибудь воевать, голубчик? — отшутился Шапошников.

Затем, погасив улыбку, Борис Михайлович конфиденциально сообщил, что наши войска на Западе находятся в повышенной боевой готовности. Развивать эту тему дальше не стал.

— Относительно флотов у меня указаний нет, — добавил он.

Этот разговор явился для меня первым сигналом: морякам тоже следовало проявлять больше активности, иначе можно опоздать.

Вечером ко мне пришел Лев Михайлович Галлер, захватив с собой карты Балтийского моря и Польши.  Сделав доклад, осторожно осведомился о новостях. Но что я мог ему сказать? Ведь Шапошников ничего нового не сообщил мне.

Мы пристально следили за ходом военных событий. На западе Германии ни Англия, ни Франция активных действий не вели. Война там носила какой-то непонятный характер. Не случайно она потом получила название «странной войны». Теперь мы знаем причины этой «странности». Обе стороны лелеяли надежду закончить конфликт соглашением за счет Советского Союза, то есть повернуть войну на Восток.

Польша к середине сентября была фактически оккупирована. Чего следовало ждать за этим? Подобный вопрос волновал, конечно, всех, а нас, военных, особенно.

* * *

16 сентября  мне позвонил ответственный работник НКВД И. И. Масленников, ведавший пограничными войсками:

— Прошу срочно принять меня, есть важное дело.