Нахлебники Хлебникова

Колумбовский тон о гениальном поэте, «написавшем столько песен, что их хватит на мост до серебряного месяца».

О Николае Асееве…

Но до этого отступление.

Московская критика выродилась в «науку».

«Формальный метод» стал фиговым листочком.

Под сень его стекаются и Жицы и «30-дневные» эрудиты.

Клок глупости:

– Владимир Маяковский – из поэтов революционной интеллигенции, пересоздав в первый период своей литературной деятельности весь строй русского стиха, сейчас находит в себе силы для изображения коллективных переживаний рабочего класса. –

Такие же сладости поет Маяковскому и Винокур.

Маяковский, а не Хлебников, – создатель русского футуризма.

Это критическое опьянение доползает до изумительной наглости:

– Не только внешняя судьба Хлебникова – вечная нужда, вечное непонимание, улюлюкание образованной (?) толпы, странные психические предрасположения – повинны в том, что из человека, наделенного несомненными признаками поэтической гениальности, в конечном итоге будем честны хотя бы перед памятью поэта, – ничего не вышло. –

В легкость мысли Винокура вынарядился и Виктор Шкловский:

Хлебников

– писатель для писателей. Он Ломоносов сегодняшней русской литературы.

Читатель его не может знать.

Читатель, может быть, его никогда не услышит. –

Нет, услышит!

Не вечно дано забивать уши бранью дубинок.

Я знаю этих бойцов за истинную литературу.

Косноязычные, они хотят породниться со мною:

– Заикаясь не то от волнения, не то от недостатка мыслей, вождь оригиналистов сообщил, что Маяковский ничтожен, а он, Альвэк, велик, в доказательство чего зачитал свои стихи. На 10 минут мы утонули в этих отрывках, которые даже не были смешными, – единственное, за что можно было бы простить эту бездарную галиматью. –

Так отборно безобразничает один из них[2]) за мое шумное выступление на вечере «Нового Лефа».

Конец отступлению.

III. Николай Асеев.

В 1914 г. о Николае Асееве первый журнал русских футуристов:

– Может быть, у г. Асеева много скрытых талантов, но совершенно ясно, что к поэзии они не имеют ни малейшего отношения. Неогальперин экспроприирует не у Бальмонта и Надсона, а у Блока (Бешено вздрогнув, за полночь кинется воющий автомобиль), В. Иванова (Не долгой немотой ответствуют небесные пространства).

Неогальперин расставляет слова по-прежнему «экзотически», также чуждается своих образов и собственного лица, точно опасаясь за свой вкус. –

Эта ругань исторического пошиба.

В 1846 г. В. Белинский разоблачал

Аполлона Григорьева: «не поэт, вовсе не поэт».

От ярого натиска Асеев отбивался руками и ногами. В сборнике «Руконог» он так накинулся на «Первый Журнал Русских Футуристов». По его мнению, это – завравшаяся банда.

– Организован трест российских Бездарей.[3]) Вы с злобой и бесстыдством забываете о порядочности и распространяете клеветнические сплетни о поэтах инакомыслящих с Вами. –

Позднее Ник. Асеев возносит «Облако в штанах»:

– Поразительный успех.

Вниманию критиков.

Читайте многочисленные цитаты. –

Конец рекламы – задор и ярость за Маяковского:

– Что-же, господа критики! Может быть, кто-нибудь попробует силенку на этом силомере? –

В 1919 г. «отец российского футуризма» Д. Д. Бурлюк «занял» Дальний Восток.

Его занятные штаны и остроумие обезоружили даже ярого в то время врага футуризма Н. Ф. Чужака.

. . . . . . . . . .

И над Дальним Востоком взошло «новое светило»:

«Декларация Дальневосточных Футуристов».

Под светилом расписался и «Великий Футурист – Революционер Духа» Ник. Асеев.

На этом я обрываю большое предисловие моей маленькой статьи о нахлебниках Хлебникова.

IV.

Слово Велемиру Хлебникову:

Помнишь,[4] мы вместе грызли, как мыши,Непрозрачное время «сим победиши»?Вернее, что грыз я один!Товарищи!Как-то-с, кактус, осени хорунжие,Линь, лань, лунь…

– Я выбран осени в хорунжие – у Ник. Асеева. У него:

Когда земное склонит лень,Выходит с тенью тени лань,С ветвей скользит, белея, лунь,Волну сердито взроет линь…

Ник. Асеев пел по пятам Хлебникова.

Хлебников:

Я, носящий весь мир на мизинце правой руки…

Асеев:

Солнце опалом на пальце сияет на синий мир.

У Хлебникова:

Поднявший бивень белых вод.

У Асеева:

Белые бивни бьют      ют,

«Как-то-с, кактус» – в «Мистерии Буфф»:

Я австралиец.Все у нас было.Как-то-с:утконос, пальма, дикообраз, кактус…

От Хлебникова планетарная фамильярность у Маяковского: