Наль и Дамаянти

Гореуслад, благовонный Гореуслад, услади ты

Горе мое; цветущий Азока, скажи, не видал ли

Ты моего супруга, царя нишадского Наля?

Где он скитается? Помнит ли он обо мне? О! порадуй

Сердце мое доброю вестью о нем, цветоносный Азока;

Дай мне уйти от тебя с утешением; сам же в приюте

Леса цвети, никем не обиженный, чистый, душистый,

Сладостный Гореуслад, усладитель всякого горя».

Так говоря, сорвала Дамаянти с чудного древа

Ветку; потом, с ним прощаясь, примолвила: «С этою веткой

Скорбь, и печаль, и нужду, и заботу беру я с собою;

Ты же, свободный от скорби, печали, нужды и заботы,

Здесь оставайся, и если царя моего ты увидишь,

Молви ему, что отсюда печальное все унесла я,

Дай ему тень и покой, чтоб под кровлей твоей беспечальной,

Гореуслад, он мог, отдохнув, усладиться от горя».

С сими словами прекрасная царская дочь удалилась;

Снова пустынным лесом пошла, и снова пред нею

Стали являться деревья с широкою сенью, крутые

Горы, скалы разновидные, темные дебри, потоки;

В ветвях деревьев гнездились, шумели, порхали и пели

Птицы лесные, и всюду ей в дикой глуши попадались

То кабан, то шакал, то буйвол, то рысь, то пантера.

Так Дамаянти скиталася долго. Вдруг на широкой,

Чистой поляне представился ей караван многолюдный;

Лес оглашался криком людей, скрыпеньем повозок,

Ржанием конским, топотом тяжким слонов и верблюдов

Вдоль широкой реки, густым тростником опушенной

(Где укрывалися цапли и белые лебеди звучно

Голос свой подавали, где светлая влага кипела

Множеством рыб, черепах и змей), караван тот тянулся.

Кинулась к людям навстречу царевна; ее появленье

Всех поразило; полунагая, одним покрывалом

Шелковых длинных волос, по плечам и грудям в беспорядке

Вьющихся, чудно одетая, бледной подобная тени,

С горя иссохшая, вся в пыли, но все как небесный

Ангел прекрасная – так им явилась в лесу Дамаянти.

В стрaxe одни от нее убежали, другие безмолвно

Ей смотрели в лицо, иные смеялись, иные,

Боле имея рассудка, приблизились к ней с состраданьем.

«Кто ты, образ небесный? – спросили они. – Для чего ты

В этом лесу? Земной ли ты человек иль созданье

Высшее, горный могучий дух, иль дева потока,

Или иная бессмертная? Будь нам встреча с тобою

Знаменьем добрым. Тебе мы себя предаем, чтоб дорогу

Наш караван совершил безопасно». На это, вздохнувши,

Царская дочь отвечала: «Не с неба сошла я; земная,

Бедная, жалкая странница я; мой отец – видарбинский

Царь; мой супруг – обладатель Нишады, Наль знаменитый;

С ним в разлуке, его я ищу и не ведаю, где он.

Если что слышали вы о владыке моем, то скажите,

Где мне с ним встретиться, где я найду прекрасного Наля,

Наля, царя львиносердного, грозно-отважного в битвах?»

Вождь каравана, богатый купец, по имени Зуччи,

Ей отвечал: «Нигде на путях, по которым давно уж

Странствуем мы, нам доныне никто не встречался, кто б имя

Наля имел; оленей, медведей, буйволов, тигров

Много в этом лесу; но до сих пор еще человека,

Кроме тебя, мы здесь не видали». – «Куда ж вы идете?» —

Снова спросила его Дамаянти. «Идем в знаменитый

Город Шедди, – ответствовал Зуччи, – им ныне владеет

Царь Сувегу, и в царском дворце его обитает

Вместе с ним его благодушная мать, драгоценный

Перл добродетели женской». Услышав о том, Дамаянти

В город Шедди решилась идти; пристать к каравану

Зуччи ее пригласил. С караваном пошла Дамаянти.

3

Долго с печалью одна бродив по лесам, Дамаянти

Спутников много имела теперь, но была и меж ними

Все, как и прежде, с печалью одна. По горам, по долинам

Шумным потоком валил караван. Вот однажды с закатом

Солнца они очутились у тихого озера; в темном

Лесе скрывалось оно; берега облекались зеленым

Бархатом свежей травы; как стекло, неподвижно прозрачны

Были воды; и в чистом зеркале их водяные

Розы и лилии ярко сияли, и бисером пены

Легкие струйки, ласкаяся к ним, осыпали их листья.

Берег кругом был излучист, и воды в него то глубокой

Бухтой входили, то он в их широкое лоно зеленым

Мысом вдавался. Усталые путники, в этом приютном

Месте ночлег учредив и снявши с слонов и верблюдов

Лишнее бремя, спокойно легли на траве под открытым

Небом, и скоро заснули. Вдруг в полночь (когда в караване

Все как мертвые были от сна) с горы прибежала

С страшным храпеньем стая диких слонов, чтоб в потоке

Жажду свою утолить, пылая томительным жаром.

Но, почуявши близость слонов каравана, с свирепым

Бешенством, пенясь и фыркая, кинулись все на заснувших

Смирных врагов; никакою силою грозных чудовищ

Было нельзя удержать; как в долину, сорвавшись с высокой

Горной вершины, катятся скалы, так, ломая деревья,

Вдруг слоны ворвались в караван и топтали лежащих

Сонных людей. Со стоном и криком все поднялися,

Все смешались – слуга, господин, старик и младенец;

Ночью, страхом и сном обуянные, сами не зная,

Что за беда и откуда, кто в лес, кто к воде побежали.

Слыша храпенье и топот, видя во мраке мельканье

Черных огромных теней, давимые тяжкой ногою,

Острым клыком пронзенные, сжатые хоботом сильным,

В диком беспамятстве, люди, верблюды и кони бросались

Друг на друга и сами в смятенье друг друга губили,

Силясь спастися: те кучей на дерево лезли, цепляясь

Низшие за ноги высших, и падали вместе, другие