Наличники

– Понимаете, Фируза была бабушкой Руслана. А с Ульяной они раздружились из-за чего-то, – начала Аня, но Тахир-абый ее перебил:

– Оно и знамо, из-за кого. Я хотел жениться на Ульяне, а Фируза обиделась и перестала с нами обоими разговаривать. А потом и вовсе стала делать вид, когда встречала на улице, что не понимает русский язык, когда Ульяна ее звала. А со мной даже не заговаривала, как будто меня и не видела. Знаете, как будто…

– Мимо тебя смотрит, – закончил за него Руслан, и Тахир-абый задумчиво кивнул.

Потом он помолчал, явно вспоминая прошлое.

– Я сразу признал в тебе ее кровь. Похожа, как будто Ульяна снова помолодела. Да какое там… Кто твоя мама?

– Вероника.

Взгляд Тахира-абый снова стал другим, очень нежным и будто бы тоскующим.

– Жаль ее, такая молодая ушла, жыр тыныч булсын[25]. Ульяна тогда чуть с ума не сошла.

– Так вы общались?! – воскликнула Аня, чуть не уронив чашку.

Тахир-абый кивнул.

– Я всю жизнь забыть ее не мог, вот и сходились наши дорожки постоянно.

– А почему вы на ней не женились? – поинтересовался Руслан. Видимо, озноб немного стих, так что он поставил чашку на стол и принялся растирать закоченевшие пальцы.

– Долгая история, да и поверите ли вы – не знаю. Но мне кажется, что ты, парень, не просто так сейчас мерзнешь.

Аня и Руслан удивленно переглянулись.

– Расскажите, мы никуда не торопимся.

Вздохнув, как будто набирая воздуха перед долгим и сложным подъемом, Тахир-абый начал свою историю.

– Нам в тот год было по восемнадцать лет. Я должен был скоро уйти в армию, так что гулял последние деньки. И как-то сам не заметил, как влюбился в Ульяну. Она такая была, знаете, яркая, живая, вокруг нее всегда люди собирались. Но если осерчает, то все, беги, прячься. А Фируза поспокойнее была, вот мои родители и начали ее привечать. Звали в гости, хвалили, я и не сразу понял, чего они хотят. А когда набрался храбрости с ней поговорить, уже поздно было. Фируза решила, что я буду ей предложение делать, а когда я сказал, что люблю другую, обиделась, убежала и на следующий день даже гулять с нами не пошла. Я тогда крепко с родителями поругался. Отец грозился меня из дома выгнать, если я не одумаюсь, но я хотел жениться только на Ульяне.

И вот прошла пара дней, я объяснился ей в чувствах, и мы стали гулять, держась за руки, как все пары в наше время. Фируза перестала с нами разговаривать и обходила за версту на улице. А мне оставалось две недели до ухода в армию.

И вот тут-то я и заболел. Никто понять не мог, что со мной. Температуры нет, а знобит. И холодный стал, как лед. Врачи бились-бились, но все без толку. Тогда апа вместе с эни[26] отвели меня к знахарке. Та почитала, почитала надо мной какие-то молитвы и сказала, что это порча. И навела ее кареглазая женщина.

– У бабушки были карие глаза, – вздохнула Аня.

– Да, поэтому все решили, что это она виновата. Околдовала меня, приворожила, а потом решила со свету сжить. Ведьма, убырлы. Только подумали бы: зачем ей меня со свету сживать? Но Джукетау-то маленький город и тогда был, вот и стали все обходить ее стороной и не заговаривали с ней. Она пришла как-то вечером. Небо было такое малиновое, как перед бурей, а воздух теплый-теплый, как парное молоко, и пах сиренью. Как сейчас помню, на ней было клетчатое платье по моде, а косу она обернула вокруг головы. Ей очень эта прическа шла!

Так вот, значит, Ульяна села на скамейку около меня и говорит: «Если я останусь с тобой, ты умрешь. Она так сказала. Поэтому женись-ка ты на ком-то другом, а про меня забудь. Иначе не видать тебе света белого». И сколько я ни пытался у нее дознаться, кто же ей такое сказал, она молчала. Только плакала и говорила, что не хотела такого для меня, что она не ведьма вовсе. Посидела-посидела, поплакала, даже за руку меня не взяла, не поцеловала на прощание – как от огня шарахнулась. Встала и ушла, не обернувшись.

Потом мы встретились только через три года. Я вернулся из армии, а она шла по улице с мужем. Совсем другая, будто угасла. На меня посмотрела и глаза тут же отвела, как от незнакомого.

Я женился на Гульшат. Она была не из нашего города, приехала с родителями откуда-то из западной части республики, уже и не помню точно. Мы жили дружно, но спокойно. Пятьдесят с лишним лет вместе, душа в душу. Гульшат только об одном не знала, а я ей никогда не рассказывал.

Когда мне было тридцать с чем-то, мы с Ульяной встретились. Случайно так получилось: пересеклись по работе на заводе, я ведь тоже там работал. А разойтись не сумели.

Аня не удержалась и перебила его:

– Подождите, подождите! Вы хотите сказать, что моя бабушка и вы были любовниками?!

Тахир-абый как-то конфузливо кивнул.

– Понимаешь, вы, молодежь, говорите, что в этом возрасте у людей кризис какой-то бывает. Вот мы и встретились тогда снова, а оно само завертелось. И, может быть, мы бы ушли от своих супругов, но случилось так, что я опять заболел, да еще страшнее, чем тогда, в юности. До больницы дошло.