Наливайко

Из-за дороги выскочил заяц и бросился к лесу. Наливайко рванул за ним своего вороного коня, загигикал, засвистел вслед перепуганному зайцу и помчался во весь дух. Лес на скате утопал в снежном море, а в стороне едва виднелись в вечерних сумерках белые строения поместья пани Оборской. На пригорках ветер сдул снег, и коню легче было гнаться за зайцем. Заяц длинными скачками мерял простор и, будто дразня, повел казака через бугор к замку. Лишь доскакав до дороги в поместье, заяц быстро скользнул к лесу и нырнул в него, как щука в речные заросли.

Наливайко остановил разгоряченного коня. Недалеко от леса приютилось обедневшее поместье Оборской. Наливайко еще недавно был в нем, привозил пани Оборской весточку из Стобница от ее белокурой воспитанницы, что гостила у графини Барбары. Сотник решил заночевать у гостеприимной пани. Припомнился ее длинный рассказ про мужа Яна, герба Рох, про его заслуги перед Речью Посполитой и про тысячи золотых червонцев, подаренных вдове королем Баторием за заслуги мужа.

Но застанет ли он дома пани Оборскую? — подумал Наливайко. На время набегов Косинского все живое из поместий, кроме дряхлых дедов и батраков, выехало под защиту замков. Нужно надеяться, что и его родители оставили Гусятин и выехали, например, в Острог. Едва ли застанешь их теперь дома…

В вечернем сумраке кое-где блеснули каганцы. Конь сам повернул и остановился у знакомых ворот пани Оборской.

10

Криштоф Радзивилл и Януш Острожский — почти однолетки. Два года они вместе воспитывались в Варшаве. Под влиянием Криштофа и проповедей Петра Скарги Януш стал католиком. Это-то их больше всего и сблизило.

Радзивилл приехал к Янушу крайне неохотно, — его послал старый воевода и настояла на том жена Елизавета, чтоб угодить отцу.

После своего ранения в бою под Полоцком Криштоф стал избегать войны и перешел в наступление на женщин, — так говорили в его кругу. Отправляясь к Янушу на день-два, Радзивилл подумывал уже о том, как бы заехать погостить к одинокой жене Януша Середзянке..

После горячей родственной встречи они сидели вдвоем в комнате Януша и обдумывали положение:

— Они идут в бой с лозунгом: «За веру, за правду!»

— Дорогой брат Януш, их вера та же, что и вера твоего отца, моего тестя. Теперь я понимаю, почему его мощь поручил тебе, католику, вести войну против мужиков.

— Не думаю, Криштоф, чтоб это было так. У отца моего широкие политические планы, а не только личные или религиозные. Приходится посылать войска католиков против православных. Вот почему нужна уния: нужно лишить разных авантюристов возможности, пользуясь религиозными лозунгами, вести ополчение на наследственные помещичьи имения. «За веру, за правду!» А наши кричат: «За князя, за корону!..» Прямо дразнят собак. Ведь они ж и идут против панов, воевод и короны. Да охотников расстаться со своими панами найдется достаточно и среди наших крестьян, которых мы послали в бой. Большая половина их — веры православной. В моем гусарском полку всего восемь католиков, с десяток униатов, а остальные греческой веры, в том числе и сотник гусаров Наливайко…

Радзивилл вздрогнул, когда Януш произнес это имя.

— Этот сотник, пан Януш, — змея за пазухой у всего нашего рода.

— Почему так громко, пан Криштоф? Наливайко только сотник.

— Не громко. Нужно громче. У меня есть сведения, что у канцлера он вел себя от имени Острожских как турецкий хан. Он издевался над гетманом Жолкевским, насмехался над коронной политикой и… имел наглость провожать графиню Барбару Замойскую до Стобница…

— Ха-ха-ха! Ну и молодчина сотник!

— Я не понимаю твоего смеха, пан Януш, — удивился Криштоф.

— Ха-ха-ха! Да это же гениально. Произведем сотника в полковники, подарим ему поместья и получим в его лице сильную поддержку…

— Да погоди ты, заблудший князь, — перебил Криштоф Радзивилл. — То, что он жил у Тарновских в гостях около двух недель, понятно же, пустяки и касается только чести самой графини. Я хочу рассказать совсем иное. Ты даже не представляешь себе, как этот сотник в твоем же воеводстве разлагает людей.

— Где? Кого? Не столкнулись ли вы часом, милый Криштоф, с этим красавцем у какой-нибудь шляхтянки? Боюсь, что тут нам с тобой против Наливайко не устоять…

— Тьфу!..

Радзивилл сплюнул и вышел из комнаты. Януш пожалел, что так невежливо поступил с зятем и гостем у себя в замке. Но за дверьми послышался шум, и в комнату вернулся Радзивилл с вооруженным милиционером.

— Вот, пожалуйста, пан Януш, расспросите этого воеводского дозорца. Расскажите, пан Ковбан, про вашу встречу с сотником гусаров князя Януша.

Дозорец коротко, но живописно рассказал о происшествии над речкой, где он, при выполнении воеводских распоряжений и коронных законов, был оскорблен сотником. Надсмотрщик не щадил своей чести и не жалел красок, чтобы возможно ярче обрисовать поступок Наливайко.

— «Щука, не щука, — думаю я, — а этим лодырям потрафлять не следует». Собираюсь вырезать хребтину из щуки. И откуда только он взялся? Как вихрь налетел, тупой стороной шашки бока и спину нахлестал мне, осмеял, опозорил, да еще приказал того бездельника-старика…