Намек. Архивный шифр

Ушедший с Земли насовсем достигает нирваны… Вот оно как! В рай попадает. Ада нет, значит. Гуляй себе по Земле сколько влезет, а надоело — просветляйся — и в нирвану… А ведь в церковной службе на Пасху так и поют: «Огорчился ад, ибо упразднён!.. Огорчился, ибо умерщвлён! Огорчился, ибо низложен!» Надо душе грешной, неправедной куда-нибудь теперь деваться, вот она и бродит по Земле, пока не заслужит рай, то есть нирвану. Не то чтобы Николай поверил, будто в мире всё так и устроено. Но собственное рассуждение ему показалось стройным.

Николай шёпотом поделился своим открытием с Алексеем: хотелось проверить, в правильном ли направлении движутся мысли. А вот и нет!

— Буддизм на пять тысячелетий старше христианства. Ничего в буддийскую философию из христианского мировоззрения не вытекает.

— Случается, что душа не формирует тело, а входит в уже готовое. Не только в младенца, что довольно естественно и распространено, но также в ребёнка постарше, подростка и даже во взрослом человеке может произойти замена души, при условии, что прежняя была слаба и уже готовилась покинуть тело, а тело — ещё здоровое, — лектор болезненно закашлялся. — Душа может выйти из собственного, негодного, тела и найти себе новое. С точки зрения египтян, душа, в данном случае, несомненно, Ка. Переход души, точнее, Ка, — не правило, но изредка случается. Случается, когда душа обладает силой и хорошим видением…

Вот же муть поднебесная! Никакие не тайные знания скрыты в религиозных воззрениях, а пустые фантазии. Египтянам своё помечталось, индусам — своё, христианам…

— Также замена души происходит в результате чёрного колдовства. Тут мы с вами вступаем на территорию шаманизма и таинственной тибетской религии Бон.

Чахоточный лектор мечтает о новом, здоровом теле. Если же с телом не выйдет, то хоть в нирвану попасть. Бедняга!

Николай бросил слушать, стал думать о своём.

Вчера среди дня он спешил по делам службы. Погода стояла самая пакостная, но вполне обычная для конца московской зимы: низкие тучи, прибившие и как будто впитавшие городские дымы, тяжёлый сумрак даже в полдень, под ногами — слякотное месиво из соли и снега, в котором не пройдёшь бодро, а вязнешь, вязнешь, словно в неприятных мыслях. Срезая путь через дворы, Николай оказался в Знаменском переулке. Батюшки! Добрались-таки до дома: сносят! Тот самый особняк послепожарной постройки, с которого они с Извольским начинали исследования.

Сегодня он ещё не успел рассказать об этом Алексею. После лекции. Расстроится, если ещё не видел. Николай и сам был огорчён.

Николай смотрел на старый особнячок, превращавшийся на глазах в груду развалин. Деревья столетнего сада оставались ещё, по большей части, нетронутыми. Острая жалость пронзила его. Было жаль той истории, что разрушалась вместе с домом, той души, что жила до сих пор в старинных особняках, а теперь, с их гибелью, навеки покидала Москву.

Сквозь горькое чувство потери просочилось и крепло другое — спокойное, светлое: чувство родства с городом. Не сказать, что Николай осознал перемену достаточно ясно, но этот момент крепко запомнил: из приезжего, постороннего, влюблённого в город, он превратился в москвича.

Отрывок из романа А. Кенича «Ясные звёзды»: Москва строится

— Здесь я купил участок земли и надеюсь в ближайшее время построить домик. В долги залез, и, боюсь, не последние. Хочу верить, что беды не случится. В худшем случае, если не сумею расплатиться, продам матушкино наследство — имение под Вологдой. Мы с отцом и держим-то его на чёрный день. Доход с него невелик, но содержание своё окупает, и на том спасибо.

— Обязательно построите и с долгами расплатитесь, даже не сомневайтесь! Всё теперь пойдёт у нас по-новому, славно пойдёт.

В беседу соратников Никита Ильич не вступал. Носом всё пробовал московский воздух. Не верилось, что запах гари исчез. Три года назад он был повсюду — преследовал даже среди весёлого, смолистого аромата первых новостроек — и после долго сохранялся.

Запаха горелого жилья Болотин не любил и втайне боялся. Однажды на его глазах от полевого летучего пожара занялось село. В отрочестве было, в родительском имении. И тушить помогал, и детей выносить. Никто из домочадцев не оставался в стороне. Но кое-кто из сельчан погиб. И зажиточные, и бедные жалели скот, припасы, имущество. А ветер ураганный быстро нёс, слишком быстро. Никита кричал что было силы, никем из старших не уполномоченный: «Батюшка поможет подняться, уходите!» Но крестьяне понимали, что барчук от доброго сердца кричит им — не от батюшки передаёт…

Потом повстречал Никита Ильич немало пожаров — в деревянной-то России, соломою да дранкой крытой, как не повстречать?! Бесчинство разгулявшейся стихии и горе человеческое. Сыщутся бедствия и похуже — хоть оспяное поветрие взять, холеру тоже. Сыщутся, но не много. Только война всех хуже, все другие беды в себя собирает — когда железная её поступь гремит по родной земле…