Наперекор земному притяженью

У меня собралось около сорока раненых, а куда их отравлять — не знаю. Послал одного санитара в штаб — он не вернулся. Связи никакой, кто будет в такой обстановке кабель тянуть? Двое саней от какого-то эскадрона отбились и к нам пристали, да и еще кухня полевая. Вот хозяйство, представляешь? Работаем, перевязываем раненых, вдруг в хату вбегает наш санитар Окунев и кричит: «Товарищ старший лейтенант, немцы!» Выскочил я из хаты, смотрю, к нашему хутору движется большая толпа, все в маскхалатах, с автоматами. Мы скорее всех раненых на сани, даже на кухню посажали. Ходячих своих ходом отправили и скорее — к штабу, к переезду. У нас-то охраны никакой. Оглянулся, смотрю — один остался. Ну, думаю, надо спасаться. К дороге уже подошли немцы. Побежал к оврагу, скатился вниз. А снегу на дне — мать честная!

Как я перебрался? Помню только — немцы по мне стали стрелять. Кое-как вылез, оглядел себя: сумка санитарная пробита, полушубок — тоже в двух местах, валенок продырявлен. Надо же — так повезло!

Смотрю — мчатся сани с нашими связистами. А у меня даже нет сил крикнуть. Хорошо, они заметили меня, втащили на сани и галопом к штабу. А там наши уже круговую оборону заняли. Все, кто только мог оружие в руках держать. И мои раненые тут же. К счастью, тогда драться не пришлось, немцы дальше не пошли. А раненых в тот же день удалось отправить в медсанэскадрон. Да, ты помнишь командира взвода Николая Дупака?

— Помню, симпатичный такой паренек…

— Так вот, его тогда тяжело ранило, ногу перебило. Я его перевязал и говорю: «Давай мы тебя отправим в медсанэскадрон». А он: «Не поеду, и все!» Я ему: «Пойми, командир полка приказал всех раненых туда!» — «Не поеду! Сяду в сани и буду взводом командовать. Ординарец со мной будет, поможет». Так и остался. А к вечеру кто-то мне сказал, что своими глазами видел, как в эти самые санки с Дупаком мина попала…

— Слушай, Ефим, я проходил сейчас по улице, а там какой-то пацан в нашей форме. Кто это?

— А, это Роберт Поздняков. Его после Валуек в одном селе наши казаки из второго эскадрона подобрали. Бездомный хлопчик. Родителей его немцы в сорок первом расстреляли. Ему лет одиннадцать. Голодный был, оборванный. Накормили его первым делом, выкупали, подстригли, потом перешили брючишки да гимнастерку, сапоги сшили, кубаночку нашли — и стал Роберт настоящим сыном полка. Командир эскадрона Зенский приказал своему старшине держать его в обозе и беречь пуще глаза своего. Хороший хлопец. Вот только уезжать в тыл никак не хочет.

От нахлынувших чувств — вот он наконец, родной полк! — спалось в ту ночь плохо. Рано утром я вышел из хаты, где ночевал. Городок Дергачи, где сосредоточились наши эскадроны, располагался в лощине и окружен был довольно высокими холмами. Меня бросило в жар: на холмах — громадная колонна черных автомобилей. Немцы! Машины стояли. И в этой их неподвижности было что-то зловещее. Уж лучше бы бой! Очевидно, немецкое командование еще не успело оценить обстановку и не располагало данными о наших частях в Дергачах. Действительно, через каких-нибудь полчаса над нами закружила «рама» — немецкий самолет-разведчик. А вслед за ним, не заставив себя долго ждать, и «лаптежники» — «Юнкерсы-87». Что паши карабины и автоматы против этих пикировщиков? «Юнкерсы» просто издевались над нами, гоняясь по лощине чуть ли не за каждым всадником.

Никогда не забуду: стремительно падающий в пике самолет, вспыхивающие точки изрыгающих огонь пулемётов, а через мгновение рядом — фонтанчики взвихренного, вспоротого снега. И над всем этим — жуткий рев выходящего из пике самолета.

Остатки наших эскадронов, смешавшись, предприняли попытку вырваться из-под огня по лесистой лощине, идущей к Донцу…

15 марта наши части вынуждены были оставить Харьков.

Полк был сильно потрепан. В эскадронах и людей, и лошадей, или, как принято было говорить, «людского и конского состава», и пятой части не осталось. Да и усталость после напряженных боев в прошедшие три месяца давала себя знать.

В середине апреля полк получил приказ сосредоточиться в районе Дрязги Липецкой области, между Воронежем и Мичуринском, километрах в двадцати от небольшого городка под названием Грязи.

Расквартировались на опушке леса. Казаки — в палатках. Неподалеку от опушки, в лесу, нашли мы довольно большой, разделенный на две половины дом. Жили там лесник-старик, его жена и дочь. Трех сыновей старики проводили на фронт. На двух уже похоронки получили. Мы с Ефимом Ароновым подошли к хозяину, спросили, можно ли у него поселиться.

— Отчего же нет? Поживите. И нам со старухой веселен будет. Только дочку с собой не сманите. А то я вас, казаков, знаю. У вас это ловко получается.

Там и устроились. В одной половине Ефим со своей санчастью, в другой я с дядей Колей…

Мы рвемся на запад

Наш полк стал получать пополнение. Новые люди — кто они, откуда? Обстрелянные или новички? Хорошо, если воевавшие, из раненых, а если «зелень» — к ним еще присматривайся и присматривайся. Ведь не к параду готовимся. Дадут немного отдохнуть — и снова в бой.