Уильям подпадает под действие условий сдачи и потому не может сражаться. Джейми Фрэзера отправили сопровождать тело бригадного генерала Фрэзера на родину, в Шотландию. Правда, он вернулся, но не в армию. В этой битве он тоже не будет участвовать. Племянник Генри выздоравливает, но к службе в армии не годен. Похоже, в предстоящем сражении – если оно вообще состоится – не будет участвовать никто из тех, за кого Грей беспокоится. Хотя… Рука нащупала пустой карман на брюках. Хэл. Черт побери, где сейчас Хэл?
Грей вздохнул и расслабился, вдыхая запахи дыма костра, еловых иголок и жареных лепешек. Где бы Хэл ни был, опасность ему не грозит. Брат способен о себе позаботиться.
Молитвы завершились, и один из ополченцев запел. Грей знал эту песню, однако слова в ней оказались иными. В той песне, что слышал Грей, – ее исполнял полковой хирург, сражавшийся в Колониях во время франко-индейской войны, – были такие слова:
Американцы не были на хорошем счету ни у доктора Шакберга, придумавшего эту песенку, ни у того, кто сочинил новую версию, которую использовали в качестве марша. Грей услышал ее в Филадельфии и теперь принялся напевать себе под нос:
А его спутники проникновенно пели другой, новый вариант:
Зевая, Грей размышлял, знают ли ополченцы, что слово «дудль» на немецком означает «простак». Да и город Морристон штата Нью-Джерси вряд ли когда-нибудь видел «макарони» – юных модников, носивших розовые парики и с десяток мушек на лице.
Головная боль утихла, и Грей с удовольствием прилег. Сапоги с самодельной шнуровкой немилосердно жали, Грей стер пятки в кровь и старался идти на цыпочках, отчего сейчас у него болели лодыжки. Он осторожно вытянул ноги, упиваясь ощущением болезненно ноющих мышц, – по сравнению с ходьбой это было едва ли не блаженством.
От наслаждения простыми радостями жизни его отвлекло сглатывание возле уха и тихий мальчишеский голос:
– Мистер… если вы не будете есть свою лепешку…
– Что? Ах да, конечно…
Прижимая ладонь к больному глазу, Грей с трудом сел и огляделся. На бревне рядом с ним сидел мальчишка лет двенадцати. Грей уже нашаривал в мешке лепешку, когда мальчишка вдруг ахнул. Грей вгляделся в него и внезапно узнал внука Клэр. Светлые взъерошенные волосы нимбом окружали его голову, а на лице застыло выражение ужаса.
– Тихо! – шепнул Грей и так крепко ухватил мальчишку за колено, что тот взвизгнул.
– Что такое, Берт? Поймал вора? – Эйб Шаффстал обернулся, отвлекшись от игры в бабки, и близоруко прищурился на мальчика.
О боже, как же его зовут? Его отец француз, так может Клод? Генри? Нет, так зовут младшего, который карлик…
–
– Ищу дедушку, – тут же ответил тот, настороженно зыркая взглядом на ополченцев: когда песня оборвалась, все они посмотрели на него. – Мама послала меня передать ему одежду и еду, но какие-то злодеи в лесу стянули меня с мула и заб… забрали все.
Голос мальчика непритворно дрожал, а на грязных щеках виднелись следы слез.
Раздалось сочувственное бормотание, а из мешков и карманов на свет появились черствый хлеб, яблоки, сушеное мясо и грязные платки.
– Как зовут твоего дедушку, сынок? В чьем он отряде? – спросил Джо Бакман.
Мальчик в замешательстве посмотрел на Грея, и тот ответил за него:
– Джеймс Фрэзер. Он должен быть в одном из пенсильванских отрядов, так ведь, Бобби?
– Так, сэр. – Мальчик высморкался в предложенный ему платок и с благодарностью взял яблоко. – Черт… – он осекся и скрыл конец фразы за покашливанием, а потом сказал: – Большое вам спасибо, сэр. И вам тоже, сэр. – Он вернул платок его владельцу и жадно принялся за еду, отвечая на вопросы кивками или мотанием головы. Из невнятного бормотания стало понятно, что он забыл номер отряда своего деда.
– Не важно, – успокаивающим тоном сказал преподобный Вудсворт. – Мы все соберемся в одном месте. Ты наверняка найдешь там своего деда. Как ты думаешь, получится у тебя идти с нами, пешком?
– О да, сэр. Я способен идти долго. – Кивнул… Жермен! Точно! Его зовут Жермен!
– Я позабочусь о нем, – поспешно сказал Грей, и инцидент был исчерпан.