Наплыв

– Ну-с, Сашенька?! – Теперь развернувшись во всей красе, Лёнька медленно смерил оппонентку откровенно платоническим пылающим взглядом. – Оказывается, всё-всё может быть у нас! Всё что угодно! Это тебе не над тряпочками ахать! А суровую нашу реальность протоколировать! И каким тебе кажется такой, в одну десятую процента, кусочек маслица?! Пустячок, да?! За десять дней – такой ма-аленький навар, правда? Масла! Не сыворотки, не обрата! А самого натурального, периодически пропадающего и оттого ещё более душистого масла! Почти тонна! Мур-мяу! И всё тут! Если не сказать ещё точнее.

Лёнька даже облизнулся, на секунду показав руководящий язык. Сашенька-Шурочка поглядела и почему-то зарделась. Всё-таки воображение у неё… Далеко пойдёт.

– Ф-фу, душно… Это что же, – расстегнув одну из верхних пуговичек на кофточке, заикнувшись, спросила она, – выходит, они его украли?! Без малого тонну?!

– Украли?! Фи, как грубо, и даже можно сказать – неэтично! – Одобрительно посмотрел на пуговичку Лёнька. – Можно проще сказать – свистнули. Или спёрли, это если совсем уж мягко выразиться.

Он снова, чтобы усилить впечатление момента, перекидал на столе свои бумаги.

– И учтите, что мы их всё-таки насторожили и они свистели сегодня по-божески, с опаской. А то, вполне возможно, недоставало бы и трёх, а то и четырёх десятых процента! Не забывайте данные по жирности хотя бы за ту же последнюю декаду.

– Какой ужас! – Пришла, наконец, в себя Сашенька-Шурочка и застегнула пуговичку. –  Вот же негодяи! Поэтому и коммунизм никак не приближается. А только маячит.

– Всё кругами ходит, собака. – Уныло добавил я. – Боится приблизиться. Чует, чьё мясо съел.

– Ладно, эмоции в сторону. Короче, у операции «Сливки» блестящее будущее. Теперь, я думаю, это понятно даже пессимистам. Так, а теперь переключаемся на добрые старые дела. Старик! Валяй за свой стол, выписывай болванку текста на завтра. Доводи до ума. Утром, к девяти, материал, перевязанный алым бантиком, ответсеку на стол. Девочки, бросайте свои тряпочки, берите подшивку, ознакомьтесь с нашим «Авангардом» за три последних месяца, с упором на наши материалы, как на наиболее достойные. Перед вечером разрешаю сходить искупаться, только далеко не заплывайте. Всё! Бывайте! А я иду к шефу. Без меня не скучать, не ныть, стены не царапать, правду самостоятельно больше не искать, иначе сгинете ни за понюх. Не забывайте, мысленно я всегда с вами!

Поздно вечером я, проявив фирменно отделовскую прыть, положил таки законченный материал на стол ответственного секретаря редакции, а на рассвете был в «Колосе». Это там, где обитает сам Трифон. Главный механик колеса фортуны. И какой-то Генералов, толстый-претолстый хряк. Почему-то со звездой Героя на пиджаке. Пока же по утру доберусь туда, опять появится просвет в этой кромешной гонке, когда можно будет задуматься о чём-нибудь другом?! Как раз это-то и хорошо! Вдруг чего-нибудь всё же пойму?! Почему всё так, а не иначе. Пока не поздно.

Тот самый рассвет вообще-то выдался неважнецким. Поначалу так вообще никаким. Но почему-то это нисколько не огорчало и даже не настораживало.

Из широкой лощины, где накануне началась косовица ячменя, теперь, естественно, уложенного в валки, волнами поднимался сырой ознобный туман и от этого стоявшая вокруг тишина становилась ещё более глухой и сумрачной. От тумана, а может и от выпавшей ночной росы с крыши полевого стана потихоньку, тоскливо и вразнобой капало. Июльская капель, на манер осени. Привкус ощущений на одном вдохе чудился на редкость своеобразным. Уборочная страда внезапно обернулась с потусторонним, мартовско-ноябрьским отливом. В центре лета. А может это и впрямь всего лишь только казалось. На отсыревшей за ночь земле был виден свежий след протектора какой-то машины, ведущий вдоль косогора к тому полю, на котором упирался вчера в одиночку великий русский богатырь Иван Курилов. Наверно паломник какой-нибудь приблудный. С диктофоном.