Наполеон

Сравним показания этих двух очевидцев. Коленкур пишет, что находился рядом с Наполеоном в эти драматические часы, а камердинера Констана позвали лишь под конец, когда прошли приступы рвоты, и смерть, угрожавшая императору, отступила. Констан утверждает обратное: он находился рядом с Наполеоном, а лишь потом император попросил его позвать Коленкура и доктора Ивана. С этим все понятно, каждый хочет лишний раз погреться в лучах чужой славы, пусть даже при таких не самых приятных обстоятельствах. Все люди честолюбивы, а взгляд честолюбца всегда устремлен туда, где ему хотелось бы быть, а не туда, откуда он пришел.

Коленкур утверждает, что Наполеон потребовал его к себе в три часа ночи; Констан пишет, что пришел к Наполеону в полночь, то есть на три часа раньше. Согласно Констану, это он рассказал Коленкуру о том, что император принял яд; Коленкур заверяет, что сам нашел стакан и бумажку с остатками яда. Коленкур говорит о «небольшой бумажке», Констан – о «мешочке из кожи и шелка». Констан говорит, что знал о существовании яда, который император всегда носил на шее со времен Испанской кампании; Коленкур утверждает, что Наполеон попросил для себя яд после событий под Малоярославцем, когда он чуть было не попал в плен к русским казакам. Наконец, Коленкур четко указывает, что самоотравление Наполеона имело место в ночь с 12 на 13 апреля 1814 года, Констан же пишет, что это было в ночь с 11 на 12 апреля.

Поиск несоответствий в показаниях можно было бы продолжать и дальше, а ведь перед нами рассказы двух людей, явно находившихся возле Наполеона в ту страшную ночь. Что же тогда требовать от историков, которые сами вообще ничего не видели, а лишь занимаются вольным пересказом событий с чужих слов?

* * *

Историки XIX века, как всегда, многословны и склонны к литературным преувеличениям. Зачастую они дают даже больше всевозможных подробностей, чем непосредственные свидетели событий. При этом почти все они повторяют версии Коленкура или Констана.

Так, например, Луи-Адольф Тьер в своей «Истории Консульства и Империи» пишет: «С того времени, считая свою карьеру законченной, не представляя себя на маленьком средиземноморском островке, где ему не оставалось бы ничего другого, как вдыхать теплый воздух Италии, не рассчитывая даже на привязанность семьи, так как в своей зловещей проницательности он догадывался, что ему не оставят ни сына, ни жены, униженный подписанием договора, характер которого был очень личным и даже, можно сказать, денежным, уставший слышать каждый день людские проклятия, с ужасом представляя себя в своем путешествии на остров Эльба предметом оскорблений отвратительной толпы, он почувствовал отвращение к жизни и решил прибегнуть к яду, который он уже давно имел при себе на крайний случай. В России, на следующий день после кровопролитного сражения при Малоярославце, после внезапного нападения казаков, поставившего его персону в опасность стать пленником русских, он попросил у доктора Ивана сильную опиумную микстуру, чтобы избавить себя от невыносимой муки украшения собой колесницы победителя. Доктор Иван, понимая необходимость этой меры, приготовил ему требуемую микстуру и поместил ее в мешочек, который можно было бы носить с собой, никогда с ним не расставаясь. Вернувшись во Францию, Наполеон не захотел ее уничтожить и поместил ее в свой дорожный несессер»[190].

Луи-Адольф Тьер тоже говорит о том, что попытка отравления имела место в ночь 11 апреля. Он пишет:

«Господин де Коленкур попытался уйти, чтобы позвать на помощь. Наполеон, сначала с просьбой, а затем властно, заставил его ничего не предпринимать, не желая никакой огласки и, главным образом, никакого постороннего присутствия при его угасании.

Господин де Коленкур, почти парализованный, находился радом с постелью, где, казалось, угасала эта необычайная жизнь, как вдруг Наполеон резко сморщился. Он страдал жестоко, и старался подавить в себе боль. Вскоре сильные спазмы указали на приближение рвоты. Посопротивлявшись этому естественному позыву, Наполеон был вынужден уступить. Часть принятой им микстуры была вывернута в серебряный тазик, который держал господин де Коленкур. Последний воспользовался случаем, чтобы удалиться и позвать на помощь. Прибежал доктор Иван. Ему все сразу стало ясно. Наполеон попросил его о последней услуге, он хотел, чтобы ему дали новую дозу опиума, опасаясь, что того, что уже находилось у него в желудке, окажется недостаточно. Доктор Иван стал возражать против подобного предложения»[191].

По версии Луи-Адольфа Тьера, Наполеон якобы сказал:

– Как тяжело умирать, а ведь на поле боя это было бы так легко! Ах, почему я не погиб в Арси-сюр-Об!

* * *

Историки первой половины XX века описывали рассматриваемое событие весьма схожим образом, но еще чаще путаясь в мелких деталях.