Наполеон

Его избранницей могла стать принцесса из Саксонии или из России, — но последней исполнилось всего пятнадцать, а ребёнок был нужен как можно скорее, так как слишком много людей желали смерти Наполеона. Кроме того, Габсбурги[41], в отличие от русских, не были православными — православный священник при дворе императора смотрелся бы не очень уместно. К тому же их род славился своей плодовитостью.

   — У матери Марии-Луизы, — сказал он ей, — было тринадцать детей!

   — Непостижимо! — ответила она.

   — У одной из её прародительниц было семнадцать детей. У другой — двадцать шесть.

   — О, Боже! Но, Наполеон, кто знает, я ведь только начала рожать!

   — Увы, моя милая! — он потрепал её по щеке. — Если бы твоё происхождение было таким же царственным, как и твоя красота!

Глава 3

МАРИЯ-ЛУИЗА

Брак с Марией-Луизой означал больше, чем просто женитьбу на девушке королевских кровей. Он делал Наполеона законным членом семьи монархов. Он мог говорить о Людовике XVI, как о «своём дяде», о Марии-Антуанетте — как о «своей тётушке», поскольку Мария-Луиза являлась племянницей последнего короля и королевы Франции. Он становился одновременно Бурбоном и Габсбургом и получал право вести беседы о высокородных братьях и кузенах, беседы, так любимые монархами.

Дочь короля Австрии пользовалась успехом — интересная, не очень красивая и не очень грациозная, однако молодая и свежая, с чарующим выражением лица. Ей было всего восемнадцать. Мадам Фурье в Египте привила Наполеону вкус к молодости, а Мария Валевская укрепила его. Она была почти такого же роста, как Наполеон. Светло-каштановые волосы кудрями ниспадали на её лоб. У неё были голубые глаза, полные губы «австрийского типа», плотный решительный подбородок и слегка выдающиеся белоснежные зубы. Широкие плечи, полная грудь, тоненькие руки с хрупкими пальцами и прекрасные ножки дополняли картину. Графиня с удовольствием приняла известие о том, что «у неё есть оспинки, но не очень заметные».

Эрцгерцогиня была неприметной безучастной смиренницей, хотя под самый конец и обманула доверие своего мужа. Вся её недолгая девичья жизнь напоминала жизнь парникового растения.

Одно упоминание о замужестве по любви глубоко потрясло бы её. От неё тщательно скрывали, что мать-природа создала два различных пола. Во внутренних двориках дворца были только куры — петухов держать не позволялось, в саду — только павлины-самки и суки, в клетках содержались только крольчихи и самки обезьянок, а в парке — только оленихи, которых не тревожили самцы. Гувернантка не покидала её ни днём ни ночью, просматривала её книги, вырезая ножницами целые страницы, параграфы или отдельные слова. Иногда эрцгерцогиня, увидев дыру в странице, искренно удивлялась, однако ей не позволяли удивляться дольше положенного. Ей разрешали поливать цветы, кормить птичек, навещать престарелых дядюшек, которые развлекались рисованием и игрой на флейте.

В один из таких переездов в придорожной гостинице ей случайно открылся ужасный факт, что муж и жена спят, оказывается, в одной постели. Вскоре после этого ей сказали, что она должна выйти замуж за Наполеона Бонапарта — за человека, наводившего ужас на всю Европу, за чудовище, которым пугали маленьких детей. Когда ей было шесть, мать рассказывала ей, как месье Бонапарт бежал из Египта, бросив там свою армию, и сделался турком. Она твёрдо верила, что он бьёт своих министров и что он убил двух своих генералов. «Я бы сошла с ума, — писала она одной своей подруге, — если бы мне пришлось обедать с одним из его маршалов». Услышав о разводе Наполеона с Жозефиной, она написала той же подруге, что не боится за себя. Отец слишком хорошо к ней относится, чтобы заставить сделать что-нибудь ужасное. «Мне только жалко ту принцессу, которую выберет это чудовище».

Но в следующем письме она просто написала: «Молись за меня», — потому что родители нанесли ей один из своих редких визитов и попросили согласиться выйти замуж за Наполеона.

— Бонапарт! — прошептала она, — Ведь он же антихрист! Мама, ты сама мне говорила! — И она перекрестилась.

   — Чепуха, моя маленькая.

Она взглянула на своего отца. Четыре раза Бонапарт вторгался на его территорию, четыре раза опустошал её. Дважды он вступал победителем в Вену, выгоняя тем самым её любимого отца из столицы. Однажды он вынудил его императорское величество прийти в свой шатёр и молить о мире. И теперь отец хочет, чтобы она вышла замуж за это чудовище и — о, ужас! — может быть, легла с ним в одну постель.

Отец сказал ей:

   — Луиза, ты выполнишь свой долг.