Наполеон Бонапарт

очень поверхностно; в латинском языке он едва ли ушел дальше четвертого класса. В Военной Школе, как и в Бриенне, образование он получил ниже среднего; уже в Бриенне о нем говорили, что к иностранным языкам и к изящной словесности у него не было никаких способностей. Затем, научная литература и беллетристика, философия, как кабинетная, так и салонная, которыми так упивались его современники, тоже скользнули по его уму точно по каменистому утесу; одни только математические истины, да положительный исторические и географические сведения, проникли в него и врезались глубоко. Все остальное он приобретает, как и его предки XV века, через непосредственное и самобытное применение своих способностей в общении с людьми и предметами, через применение своего быстрого и верного чутья, неутомимого и кропотливого внимания и, наконец, выводов, до бесконечности проверяемых и повторяемых в долгие часы уединения и молчания. Все вопросы он изучает на практике, а не путем отвлеченного мышления; точно механик, выросший среди машин. «В военном деле нет ничего, чего бы я не мог выполнить сам ¹). Если некому изготовить порох, я сумею это сделать сам; сумею поставить лафеты; если нужно отлить пушки, знаю как и это делается; если понадобится обучить всем подробностям военных действий и приемов — я и этому обучу». Вот почему он сразу оказался сведущим во всех областях: и как начальник артиллерии, и как главнокомандующий,

_______

sur Napol'eon: «Его воспитание было очень несовершенным... Большая часть великих истин, открытых сто лет назад, была ему неизвестна, главным образом тех истин, которые имеют отношение к человеку и к обществу. Например, он никогда не читал Монтескье так, как его следует читать, т. е., или приняв на веру, или начисто отвергнув каждую из тридцати одной книги его Духа законов. Он не читал также ни Словаря Бэйля, ни Богатства народов Адама Смита. Впрочем, этот пробел в образовали Императора никогда не давал себя чувствовать в разговоре: прежде всего, он сам направлял разговор; а затем, благодаря своей итальянской изворотливости, он умело избегал всяких опрометчивых вопросов или предположена, которые могли бы выдать его невежество». —

Bourrienne, I, 19, 21. В Бриенне, на нашу беду, монахи, которым было поручено воспитание юношества, ничего не знали, а для того, чтобы платить хорошим иностранным учителям, они были слишком бедны. Нельзя себе представить, чтобы подобное учреждение могло выпустить хоть одного толкового человека». — Yung

, 1,125 (Отзывы о Бонапарте при его выходе из военной школы): «Очень горячо отдается отвлеченным наукам, мало интересуется остальными, знает основательно науки математические и географию».

¹) Roederer, III,

544 (6 марта 1809), 563 (23 января 1811 et 12 ноября 1813).

30