Наполеон глазами генерала и дипломата

После 3 октября наши войска, согласно отданному им приказу, должны были сосредоточиваться; 15 или 16-го император, казалось, был намерен эвакуировать Москву и перенести свой штаб в Витебск, сохранив Смоленск в качестве форпоста, а может быть, и в качестве своей ставки, на случай если он не сочтет нужным расположиться в Витебске, чтобы быть поближе к Двине. Он еще больше, чем прежде, жаловался в это время на Неаполитанского короля, который, по его словам, губил свою кавалерию. 14-го вечером он предупредил короля, что намерен произвести маневр и, может быть, атаковать Кутузова, а в ответ на сообщения короля о состоянии его кавалерии, о его ежедневных потерях и о трудностях снабжения он разрешил ему в ожидании нового маневра расположиться на позициях у Воронова, прикрытых пехотой; но перемирие по молчаливому согласию, которое длилось уже несколько дней, побудило короля, как я уже сказал, оставаться на своих прежних позициях.

Бертье льстил себя надеждой, что решение императора принято, и сказал мне об этом. В самом деле, казалось даже, что император решил двинуться на Белый по дороге, которая оставалась до сих пор нетронутой. К этому преимуществу присоединялась еще возможность избегнуть многих маневров и расположиться на позициях еще до того, как неприятель стал бы нас беспокоить, ибо Винценгероде со своим маленьким корпусом, состоявшим почти исключительно из кавалерийских частей, не мог быть помехой нашему движению: он был бы раздавлен.

Но император вскоре же отказался от этого мудрого проекта, так как, по его собственным словам, желал для безопасности армии отбросить Кутузова, а для удовлетворения общественного мнения – разбить его, прежде чем начинать отступление и располагать войска на зимних квартирах. Это, говорил император, – единственное средство обеспечить себя хотя бы на некоторое время от беспокойств со стороны неприятеля; без этого, если бы император Александр не согласился на условия мира, всякое передвижение, по его мнению, должно было осложнить, а не улучшить наше положение; так как Кутузов последует за нами, – а он, вероятно, это сделает, – то установится контакт между ним и Витгенштейном; кроме того, Кутузов укрепит то моральное впечатление, которое произведет на русских отступление французской армии. Разбить Кутузова в генеральном сражении или, если он будет отступать, то по частям – это со всех точек зрения казалось императору необходимым предварительным условием, хотя бы для того, чтобы произвести впечатление на общественное мнение и деморализовать русских до нашего перехода на зимние квартиры. Это решение давало шансы добиться сражения и славы; подкрепленное ссылкой на необходимость подождать еще несколько дней ответа, которого император так желал, но который по-прежнему не приходил, оно одержало верх, и на нем император окончательно остановился.

Тем временем он снова отправил Лористона в русскую ставку, чтобы предложить перемирие и узнать, не получен ли какой-нибудь ответ из Петербурга. Неаполитанскому королю было поручено препровождать императору депеши Лористона в самом срочном порядке: император ожидал их с особым нетерпением, так как он уже понимал тогда, что должен спешить из-за погоды, а следовательно, для осуществления его намерений необходимо получить ответ поскорее. Князь Невшательский 16 октября написал Кутузову, убеждая его придать войне такой характер, при котором страну берегли бы, вместо того чтобы ее опустошать. Он предложил ему принять соответствующие меры. Фельдмаршал ответил ему 21-го, после своего успеха под Вороновом, что «народ, который в течение трех столетий не видел неприятелей на своей земле, не в состоянии разбираться в тех тонкостях, которые установились среди цивилизованных наций в результате частых оккупаций и современного способа ведения войны, и т. д.». Император нашел этот ответ исполненным достоинства и, прочитав его, сказал:

– Эти люди не хотят вести переговоров; Кутузов вежлив, потому что он хотел бы кончить дело, но Александр не хочет этого. Он упрям.

Неаполитанский король предлагал уже перемирие, которого русские генералы якобы желали и которое они отклонили только из-за отсутствия разрешения императора Александра. Именно по этому поводу Александр, получив депеши, сказал:

– Теперь начнется моя кампания.

Несколькими днями позже мы узнали от русских (это было после Вороновского дела), что император Александр определенно запретил фельдмаршалу и генералам соглашаться на какое-либо перемирие или приостановку военных действий. Лористон возвратился 16 или 17-го, а тем временем Кутузов подготовлял на 18-е свой сюрприз, который так жестоко открыл всем глаза.