Наполеон. Годы изгнания

Император вытащил из кармана кошелек и дал ей пять наполеонов. Бедная женщина, увидев блеск такого количества золота, принялась многословно благодарить императора и, только когда он уже был далеко, точно подсчитала сумму подаяния. Опасаясь, что император совершил ошибку, она в тот же вечер отправилась к гофмаршалу и спросила его, понимает ли император, что дал ей целых пять наполеонов. Когда император узнал об этом тактичном поступке бедной женщины, то был этим очень тронут и в тот же вечер распорядился, чтобы я внес ее имя в список пенсионеров. Гофмаршал заверил ее, что император не совершил ошибки и что он в самом деле хотел дать ей столько денег. Среди получателей пособий был и генеральный викарий Арричи, священник, известный своими добродетелями, проницательным умом и почтенным возрастом. Он был небогат, и его дохода не хватало, чтобы облегчить бремя нищеты, которую он видел вокруг себя в самых разнообразных формах. Император отдал мне распоряжение выделить ему 3000 франков из личного кошелька Его Величества. Каждый месяц я обычно приносил 150 франков этому достойному прелату. Он с доброй улыбкой встречал меня и оказывал мне различные знаки внимания, что очень трогало. Обычно он просил меня присесть, после чего принимался рассказывать о разных случаях из жизни императора в юности. Прелат сообщил мне, что император был выходцем из знаменитой флорентийской семьи, которую революции вынудили эмигрировать и которая обосновалась на Корсике; он добавил, что Бонавентуре Бонапарт причислен к лику блаженных, поскольку он был праведным человеком[121]. Прелат также рассказал мне, что после смерти отца императора архидиакон Люсьен

[122] принял на себя управление собственностью Бонапартов, поскольку мадам Мер тогда Пыла очень молодой вдовой. Архидиакон Люсьен был весьма почитаемым человеком, и он предвидел великое будущее молодого Наполеона, так же как и Паоли. Я слыхал, как император рассказывал, что архидиакон Люсьен прятал свое золото в собственной постели и перед смертью заявил Жозефу Бонапарту: «Ты старший сын в семье, но есть другой глава семьи», — и указал при этом на Наполеона. Паоли говорил об архидиаконе Люсьене, что его убеждения тождественны учениям сподвижников Плутарха и он оставит большой след в истории своей страны. Его Величество рассказывал, что он когда-то испытывал большую любовь к Паоли, но она исчезла, когда тот перешел на сторону британцев и тем самым вынудил семью Бонапартов покинуть Корсику.

Император говорил, что в юности был неугомонным, с быстрой реакцией и выделялся среди всех, кто окружал его; когда у него появился вкус к занятиям, что произошло рано, чтение стало у него никогда не проходившей страстью. У него остались теплые воспоминания об отце Патроле[123]

, преподавателе математики, о котором он обычно говорил: «Этот человек понимал меня».

Я помню много историй, которые делают честь как щедрости и чувствительности императора, так и характеру добрых эльбанцев.

Здесь я должен отмести все абсурдные сплетни о вспыльчивом характере Наполеона, его грубости, эпилептических припадках, которым он якобы был подвержен и которые делали его неуправляемым. Я также заявляю о ложности широко распространенных слухов о том, что под мундиром он носил бронированный жилет. Я могу засвидетельствовать, что никогда ничего не видел у него под мундиром, кроме фланелевой рубашки.

Обслуживание императора было благодарным делом; он был добрым человеком, мягким и добродушно веселым с теми, кто окружал его. Для его гнева всегда имелись веские причины, но свое раздражение он выражал очень дипломатичным путем. Всякий раз, когда говорилось о его сильной раздражительности, те, у кого были причины чувствовать себя виновным в этом и кого он предусмотрительно только мягко журил, обычно признавали его сдержанность и свои ошибки, обещая не совершать их вновь; император был справедлив и всегда готов простить виновных.

В первый день моей службы лично у императора он попросил меня принести ему чашку чая. Я отправил мальчика из гардеробной в буфетную, и тот вскоре принес мне поднос, на котором находилось все необходимое для чая. Я забрал поднос у мальчика и вышел к императору, который прохаживался по садовой террасе, близкой к морю. Он сам налил чай в чашку, положил в нее сахар и уже приготовился было пить, когда неожиданно спросил меня: «Откуда взялась эта чашка?»