Наконец было завершено строительство помещений для апартаментов принцессы, бального зала и театра. Был заложен красивый сад, покрытый дерном, и всюду росли цветы. Когда император вернулся в Портоферрайо, то распорядился выдать прекрасные служебные характеристики нескольким гренадерам, которые просили разрешения вернуться во Францию. Император смог провести подсчет своих доходов и расходов со времени прибытия на остров и пришел к выводу о необходимости осуществить некоторые изменения в системе ведения хозяйства в императорском дворе. Они касались вопроса обеспечения продуктами императорского стола, а также некоторых жалований, которые были слишком высоки. Было упразднено бесплатное питание обслуживающего персонала во дворце, вместо которого стали выдаваться столовые деньги; бесплатным осталось питание только самого императорского стола. Я продолжал питаться сам. Все эти реформы привели к значительной экономии денежных средств в обслуживании императорского двора. Со стороны императора было довольно любезно самому сообщить мне, что теперь он может давать мне только 2500 франков из тех 5000 франков, которые обычно он вручал мне за мою работу. Я заявил ему, что даже эта сумма намного превышает ту, что необходима мне, и поэтому 1000 франков будут более чем достаточны для моих нужд. В тот же вечер, готовясь ко сну, он сказал мне: «Ты будешь получать 5000 франков из моего личного кошелька». Я пытался протестовать, но он заявил: «Это мое желание».
Как раз в тот момент, когда было объявлено о прибытии фрегата, на борту которого находилась принцесса Полина, в ее апартаменты вносились последние предметы мебели. Император спустился в гавань, чтобы ждать принцессу. Он обратил внимание на жандармского сержанта, который показался ему знакомым. Этого сержанта направили в гавань, чтобы он сдерживал толпу, стремившуюся увидеть императора. Император подошел к сержанту и спросил его, не корсиканец ли он.
«Так точно, сир».
«Из каких мест?»
«Из Боконьяно, сир».
«Как тебя зовут?»
«Маркаджи».
Это имя было знакомо императору, который во время корсиканских гражданских войн был арестован в окрестностях Боконьяно местными бандитами и заперт в комнате. Молодой человек по имени Маркаджи[163]
предложил свои услуги, чтобы вызволить императора из заключения, и потом сопровождал его до тех пор, пока он не оказался вне опасности. Император не забыл эту услугу и даже упомянул Маркаджи на острове Святой Елены в одном из своих «завещательных даров для успокоения совести[164]. Он продолжал дружески беседовать с сержантом, который представил ему своих двух очень юных детей. Император дал каждому из них по два наполеона, чтобы те купили себе сладостей. Вернувшись во Францию, император произвел Маркаджи в лейтенанты. Этот солдат, забытый на острове, где он находился так долго, имел прекрасный послужной список: император наградил его крестом Почетного Легиона и обещал позаботиться о его детях, когда они достигнут школьного возраста.Когда фрегат бросил якорь[165]
, император на шлюпке отправился встречать принцессу, забрал ее с корабля и, причалив к берегу, вместе с ней в карете поехал к мадам Мер. После свидания с матерью принцесса вступила во владение своими апартаментами, которые для нее подготовил император. Ознакомившись с ними, она выглядела счастливой и от души благодарила императора. В тот же самый день император, проверяя установку мебели в апартаментах принцессы, сильно обжег свои пальцы, когда схватил небольшую тарелку, в которой горела ветка алоэ. Не обратив внимания на то, что тарелка от горения алоэ накалилась, он взял ее, чтобы отодвинуть от мраморного бюста. Так как под рукой оказалась чернильница с чернилами, он погрузил в нее обожженные пальцы, не жалуясь, что чувствовал боль; он так ничего и не сказал, пока заживали его пальцы. Я был тем более опечален этим неприятным случаем, ибо именно я поставил эту горелку с алоэ на то злополучное место. Император взялся передвигать горелку только потому, что в этот момент, разговаривая о бюсте с гофмаршалом, отвечал на его вопрос. Император, машинально взяв горелку, рассматривал собственный бюст в исполнении итальянского скульптора Кановы. Он осудил скульптора за то, что тот придал его изображению черты атлета, словно он одерживал победы в сражениях благодаря мощным рукам, а не голове.