Наполеоновские войны

Этого требовал от российского императора и сухой анализ расклада политических сил в Европе, даже с точки зрения основ геополитики. Географический компонент действительно дает основания предполагать, что Франция и Россия при определенных условиях являлись естественными союзниками. Они не имели до 1807 г. общих границ и никаких точек соприкосновения, но между ними располагались помимо Пруссии земли многочисленных немецких государств. Это была огромная территория, где как раз прямо сталкивались тогда французские и российские интересы. В конце ХIХ в., после образования мощной Германской империи, геополитический фактор сработал очень четко. Франция и Россия, несмотря на различия в государственном и политическом устройстве, вступили в союз против Германии. Император Александр III, наверно, самый твердый самодержец из династии Романовых, вынужден был на официальных встречах с французским президентом стоя слушать французский гимн «Марсельезу». Можно только догадываться, что творилось в тот момент в душе этого убежденного и последовательного противника революций, но все его идеологические предубеждения перевешивала государственная необходимость. Иногда для того, чтобы разобраться в далеком прошлом, оказывается, необходимо этот отрезок времени сравнивать с хотя бы наступившим завтрашним днем. Так исторические детали бросают тень на уже прошедшее будущее. Геополитические факторы, если они имеются, работают без запоздания во времени.

В начале ХIХ в. германской угрозы в Европе еще не существовало. Следовательно, не имелось и прямой необходимости в союзе между Францией и Россией против Германии. Даже поборник русско–французского союза А. Вандаль, отдавая должное политическому фактору в отношениях между двумя империями, писал в предисловии к своему труду: «Несмотря на то, что природа расположила оба государства так, как бы предназначала их для союза, политика нагромоздила между ними противоречивые интересы»[25]

. Британские острова территориально находились в стороне от континента, и у России не было даже малейшей надобности объединяться с кем–либо, а тем более с Францией, против Англии. Наоборот, все пять великих европейских держав в первую очередь боролись в то время за преобладание и влияние в немецких землях. И самой реальной тогда (что подтвердила сама история) была угроза французской гегемонии в Германии, а это – центр континента, поэтому речь шла о будущем всей Европы. Например, известный современный исследователь Д. Ливен полагал, что для контроля Европы «требовалось покорить ее каролингское ядро – иными словами, Францию, Италию, Германию и Нидерланды. В этом Наполеон преуспел. Но после этого будущий европейский император столкнулся с двумя грозными периферийными центрами силы в лице России и Великобритании. И та и другая, естественно, рассматривали каролингское ядро Европы как угрозу для своей безопасности и стремились победить его. Поэтому Наполеону, в роли наследника Карла Великого, было затруднительно добиться прочного мира»[26]

.

Если проанализировать состав всех коалиций, то можно без труда заметить, что, помимо бессменного «банкира» союзников – Англии, их участниками (правда, с периодическим выбыванием) являлись Австрия, Пруссия, Россия, по выражению Э. Э. Крейе, «альянс фланговых государств против центра»[27]

. Главная проблема заключалась в обилии мелких немецких государственных образований, которые потенциально легко могли стать жертвой сильного соседа, то есть Франции. Эта постоянно возраставшая угроза в глазах государственных деятелей того времени обоснованно персонифицировалась с именем Наполеона, которого некоторые историки пытаются изображать в образе чуть ли не голубя мира. А вот как характеризовал ситуацию и политику Наполеона один из известнейших тогда отечественных литераторов П. А. Вяземский: «Гнетущее давление наполеоновского режима чувствовалось во всех уголках Европы. Кто не жил в эту эпоху, тот знать не может догадаться, как душно было жить в это время. Судьба каждого государства, почти каждого лица, более или менее, так или иначе, не сегодня, так завтра зависела от прихотей тюильрийского кабинета или боевых распоряжений наполеоновской Главной квартиры. Все жили как под страхом землетрясения или извержения огнедышащей горы. Никто не мог ни действовать, ни дышать свободно»[28].