Наполеоновские войны

На первую позицию вышел Александр I и его советники, особенно генерал–квартирмейстер австриец Ф. Вейротер, о котором очень высокого мнения были оба императора. Он имел самолюбивый характер и даже в австрийской армии заслужил не вполне лестную репутацию типичного выскочки. Вейротер, сторонник теории «облического порядка» (этой теории приписывали все победы Фридриха Великого, разбивавшего в сражении один из флангов противника), смог найти влиятельных союзников в царском окружении (молодежь с эполетами) и убедить Александра I, что у него есть потрясающий план, с помощью которого Наполеон потерпит поражение. Суть его состояла в большом маневре в обход Великой армии с целью отрезать ее от венской дороги, прижать к Силезии, лишить коммуникационных линий, а затем окончательно разгромить. Эти идеи оказались весьма соблазнительными для союзных монархов. Конечно, против партии «наступления» выступали не только русские генералы, но и часть австрийского генералитета, в частности, К. Шварценберг и И. Лихтенштейн. Правда, все было напрасно, мнение молодого русского императора являлось решающим. В результате 12 (24) ноября военный совет постановил наступать, и 14 (26) ноября армия двинулась в направлении на Брюнн. Союзники пошли навстречу с противником, послушались голоса неопытной и нетерпеливой военной молодежи и решились на неоправданный риск. Любой многоопытный военачальник (уж Кутузов так точно) должен понять в такой ситуации, что успех против такого искушенного победами полководца, как Наполеон, да еще с армией, составленной из ветеранов, за плечами которых имелся не один десяток звучных побед, был бы не просто проблематичным, а и весьма сомнительным.

Этого как раз и ожидал французский император, надеявшийся в решительном столкновении поставить победную точку в кампании, рассчитывая в первую очередь на ошибки противника. Мало того, он искусственно имитировал слабость собственных сил и свою боязнь генерального сражения. Причем сделал вид, что вынужден отступить, провоцируя наступление союзников. 16 (28) ноября под Вишау русский авангард сходу атаковал слабую французскую гусарскую бригаду генерала А. Ф. Ш. Трейяра (выполняла роль приманки) и выбила ее из города. По словам командующего авангардом князя Багратиона, «везде неприятель поспешно сам собою превращался в бегство»[51]

. Причем было захвачено более сотни пленных. Это было расценено ближайшим окружением Александра I как признак слабости, нерешительности и бессилия Наполеона. Да и сам российский император присутствовал при бое, а после решил объехать поле сражения, впервые увидев тела убитых во время боевых действий. Этот легкий успех под Вишау окончательно вскружил молодые головы в царском окружении, после чего решение о генеральном сражении стало окончательным.

Масла в этот наступательный порыв молодых генерал–адъютантов царя подлили две поездки посланца французского императора генерала Р. Савари в Главную квартиру союзной армии (с предложением о перемирии и личной встречи Наполеона с Александром I). Его появления и высказанные им предложения воспринимали как боязнь и неуверенность Наполеона в своих силах. Российский император также направил к Наполеону своего генерал–адъютанта князя П. П. Долгорукого, который считался лидером «русской партии» в военных кругах и одним из главных сторонников наступления. Эта знаменитая встреча в том или ином виде описана почти всеми историками, как достоверный «анекдот». И на самом деле самонадеянный Долгорукий вел себя настолько надменно и вызывающе по отношению к «маленькому человечку, очень грязному и чрезвычайно смешно одетому» (в котором не сразу признал французского императора) и выдвинул такие требования, что прикинувшийся смиренной «овечкой» Наполеон, позднее вспоминая о беседе с этим высокомерным «ветреником» и «шалопаем», рассказывал с улыбкой, что русский посланец «разговаривал с ним, как с боярином, с которого сейчас снимут шубу и сошлют в Сибирь». Откровенное притворство, показной страх и колебание также были восприняты как свидетельство безнадежной ситуации французской армии. Долгорукий доложил, что Наполеон боится русских и «довольно нашего авангарда, чтобы его разбить».