Напряжение на высоте

Они стояли почти в самом завершении пути, в центре Александровского зала – ожидая, когда откроются двери зала Андреевского и император примет их за общим столом. Но слухи о новом союзе встречали каждого, кто только вступал в Большой Кремлевский дворец. Князь Шуйский, князь Юсупов, князь Панкратов, князь Мстиславский. И даже присутствие подле них князя Давыдова не делало ситуацию ни на гран смешной. Тот баланс противоречий, что был на каждом общем сходе, ныне был переломан о хребет четырехглавого монстра, созданного влиятельнейшими фамилиями. Пятеро против семидесяти трех оставшихся: казалось бы, баланс ясен, но к каждой из этих фамилий можно было смело плюсовать еще троих-пятерых, а то и десяток зависимых, родственных, должных или просто склоняющих голову в уважении.

Для многих, кто просто не мог представить этих людей демонстративно стоящими рядом, весть о новом союзе становилась шоком и недобрым предзнаменованием, потому как если они договорились не отхватывать куски друг от друга, то непременно станут смотреть голодными волками по сторонам. Люди, несмотря на звучные титулы и равное с рекомыми родство, невольно искали плечо друг друга, разыскивая новый полюс силы, к которому можно примкнуть. И таковые нашлись.

В Георгиевском зале центром движения, сочувствия и восхищения являлся князь Черниговский. Глава очень старого рода, восходившего к прямому родству с Рюриковичами, очень уважаемый и влиятельный землевладелец. А еще слухи, переданные шепотком, что в тяжелой папке, которую несет его порученец, – дела такие, что сотрут спесь этим четверым из Александровского зала. И люди к нему тянулись, особенно те, кто осознавал, что в папке найдутся материалы и на него тоже. Ведь за поддержку доброго дела иные прегрешения непременно будут забыты, как поговаривает тот же самый шепоток…

А ведь еще был Владимирский зал, в котором были аккурат те, из-за кого сход и собрался, обозначив повод и право требовать общего сбора. Дело о захвате земель Фоминских побудило многих заявить о бесчинстве князя Панкратова, лютовавшего в далеко не выморочных землях – до принятия официального статуса угасания рода! И уж тем более какое хамство, поперек других уважаемых князей, которые тоже не прочь поделить и разграбить бесхозное.

Но ставки их, откровенно говоря, бились представительностью новых союзников князя Панкратова, оттого многие сочувствовавшие (и завидовавшие) ныне склонялись к тому, чтобы уйти в Александровский зал. Или же в Георгиевский, потому как любой силе был необходим противовес, а эти откровенно таковым не смотрелись. Поговаривали, что тихонечко ведутся переговоры между «Владимирскими» и «Георгиевскими» – и это уже смотрелось весомо…

Но были и другие многие, кто ценил свое имя, влияние и вдобавок полагал себя слишком мудрым для участия в дешевых интригах на вторых ролях. Оттого они попросту бродили по иным залам, палатам и галереям, демонстративно отрицая наличие каких-либо союзов. Потому как ежели стороны внезапно будут равны, то бороться они будут за тех, кто ни к кому не примкнул, а раз так, то зачем это делать сейчас, без гарантий и бесплатно?

Впрочем, Долгорукий и Оболенский, Шереметев и Галицкий, да еще под два десятка влиятельных фамилий могли и сами стать новой силой – и вполне станут, ежели найдут для этого удобный момент. Ведь каким бы жарким ни был спор, император найдет возможность дать им слово – если они того захотят. А уж там найдутся подходящие доводы, чтобы князья вновь вспомнили о ценности своей рубахи возле тела и тех столпах общества, которых следует держаться, чтобы сохранить свое, откусить немного чужого – или хотя бы не дать это сделать другим.

Словом, хотя шубы на княжьих плечах редко отличались мехом, в одних залах пахло битым зверем, а в других – хищником.

А еще вдобавок в Александровском зале пахло вкусным коньяком.

– Давыдов, имейте совесть! – зашипел на коллегу князь Панкратов, страдальчески поглядывая на будто ненароком отвернувшегося к колонне гусара.

– А что случилось? – тут же развернулся тот, сверкая глазами и хорошим настроением.

– Вы можете не пить хотя бы пару часов?!

– Если я буду трезв, всем станет страшно, – мудро отметил Давыдов, притрагиваясь к левому усу. – Общество должно видеть постоянство!

– Немного страха им не помешает, – оглядел Панкратов тех мечущихся и неопределившихся, что останавливались у стен в дальней части зала, но не торопились приближаться.

Уж больно хмуро и неприветливо выглядели четверо из пяти князей – мрачные до той самой крайности, что бывает у государственных мужей, озадаченных мировыми проблемами… или просто мужчин, вышедших со злого похмелья на работу.

Оттого договариваться о беседе к ним направляли порученцев – князья желали обозначить плату за свою поддержку, ежели та понадобится. Но с удивлением обнаруживали, что, при всем уважении, с ними будут рады переговорить позже. Значительно позже – например, этим вечером или завтра. То есть все уже определено – и неизвестность результатов изрядно тревожила просителей.