Напролом

– Извините, кондитерских изделий не держу… – Он разлил кипяток по трем чашкам и придвинул две из них гостям. – Поддержка на городском уровне?

– Выше! – ответил Варяг, пододвигая к себе дымящуюся чашку и бросая в кипяток пакетик.

– На уровне областной администрации? – недоверчиво спросил хозяин.

– На уровне Администрации Президента России, – проговорил четко Владислав. – На самом высоком уровне. На высшем…

Самородов потер ладонью виски.

– Но… Почему я? Почему именно мне может быть оказано такое доверие?

Варяг подался вперед и, глядя ему в глаза, доверительно сказал:

– Мы с вами полчаса знакомы, Игорь Васильевич, а я вот чувствую, интуитивно чувствую, что вы… оправдаете их доверие. И я бы вам тоже доверял. Я же немного знаю вашу биографию. Вы – правильный мужик, Игорь Васильевич. Вот и весь сказ.

Самородов откинулся на спинку кресла и задумался, что-то вспоминая.

– Правильный мужик… – пробормотал он. – Забавно. Вы вот, Владислав Геннадьевич, тоже правильный… Я ведь тоже кое-что о вашей биографии знаю. Вы у меня всегда вызывали уважение. Он замолчал и долго, с минуту, изучал лицо Варяга. – Знаете, удивительное дело. Тут есть один паренек в Мурманске… Очень на вас внешне похож. Черты лица, разрез глаз, лоб, вот только волосы у него не как у вас, русые, а вороные, в мать. Мать у него знатной красавицей была…

– Была? – рассеянно переспросил Варяг, думая о том, как легко прошла «вербовка» Самородова. – Почему «была»?

– Когда Стаське было шесть лет, его мать убили прямо у него на глазах.

И тут внезапно что-то кольнуло Варяга под сердце – точно тонкую иголочку вогнали меж ребер.

– А что это за паренек? Как его…

– Да мурманский адвокат, мой… Даже не знаю, как сказать. Я за его матерью ухаживал когда-то. А теперь мальчик вырос, получил образование, все за правду бьется… Тоже, кстати, правильный мужик. Стасик Щербак.

– Щербак? – Владислав стал припоминать, где он мог слышать эту фамилию. – А мать его, вы говорите, убили? Когда?

– В восемьдесят шестом. Стаське было тогда шесть лет.

– То есть мальчик восьмидесятого года рождения – напряженно допытывался Варяг. – А в каком месяце родился, вы, случайно, не знаете?

Самородов, несколько удивленный таким настойчивым интересом московского гостя к биографии Стаса. задумался на мгновение:

– Декабрьский он… Да, пятого декабря у него день рождения.

Варяг встал и в волнении прошелся по комнате.

– Игорь Васильевич, а кто его мать? – Голос Варяга чуть заметно дрогнул.

– Работала медсестрой в нашем военкомате. Лариса Щербак.

Варяг нервно взъерошил пятерней волосы и тихо спросил:

– Нет осталось ли у вас ее фотографии?

– Как же, есть, конечно, – в полном недоумении кивнул тот. – Показать? Сейчас…

Он поднялся с кресла и вышел из гостиной.

–Что, неужели знакомая твоя? – осторожно поинтересовался Сержант,который до сего момента хранил деликатное молчание.

Варяг молча кивнул и пожал плечами: мол. пока сам не знаю. Но, похоже, да… Он достал пачку сигарет и закурил, меряя шагами полированный паркет.

Вернулся Самородов с толстым фотоальбомом в коричневом плюшевом переплете. Пролистал несколько страниц, вынул небольшую фотографию с фигурным обрезом и протянул Игнатову.

Тот взял снимок и жадно всмотрелся в него.

На фото была изображена высокая статная девушка в белом халате, с длинной черной косой. Лариса. Лара. Ларочка! Она!!!

И точно кадры кинохроники перед его мысленным взором побежали картинки. Февраль восьмидесятого. Пермская исправительно-трудовая колония. Он с тяжелейшим гриппом три недели провалялся в санчасти. Медсестра Лариса делала ему уколы. Слово за слово, они познакомились поближе, вечерами она приходила к нему в палату, они вполголоса болтали о том о сем… Потом, уже в начале марта, он выписался, но продолжал, когда выдавался свободный часок, приходить к черноволосой красавице медсестре Ларочке. Потом у них было… было-то всего ничего… Три ночи любви. А потом его отправили в другой лагерь. С тех пор они с Ларисой не виделись. Он ей не писал – не знал, куда отправлять письма.

– Сколько ей тут? – внезапно осипшим голосом спросил Варяг.

– За год до гибели… Значит, тридцать один.

Все сходится… – глухо пробормотал Варяг. – Тогда ей было двадцать четыре. Вот что, Игорь Васильевич, мне надо повидать вашего Стасика… Пожалуйста, устройте нам встречу!

Глава 25

Ей был крайне неприятен этот клиент, но Марина уже давно научилась отделять мух личных симпатий и антипатий от котлет работы. Ей тут было скверно, она хотела побыстрее отработать свой номер и прыгнуть в теплый салон Валеркиного «жигуля».

И вообще не нравилось ей в этом особняке. Сразу не понравилось, когда к ним подвалил тот охранник из джипа. Смутное предчувствие какой-то беды прямо– таки витало в воздухе. Слишком уж грубыми и непредсказуемо злыми были эти пьяные мужики.

Они зашли в спальню. Норвежец сразу сбросил халат и, усевшись на ковер перед тумбочкой, стал выдвигать ящички, явно что-то ища.

Марина осмотрелась. Огромная двуспальная кровать с резной спинкой была накрыта черным атласным покрывалом. Красиво, но мрачновато. По бокам – светильники в форме пальм.