Наречённый для ворожеи

В любой из семей, откуда исчезли отец, брат или сын, никто ничего не видел и не слышал. Здоровый деревенский люд, наработавшийся за длинный, полный забот день всегда-то укладывался рано, а в ту ночь не гуляла даже немногочисленная молодёжь. К вечеру с болота налетел сырой промозглый ветер, пробирающий до костей, быстро разогнавший всех по домам. Зато так уютно было слушать его завывания за крепкими стенами на гусиной перине да под пышным одеялом, из-под которого разноголосый свист казался баюканьем. В общем, проснулись домочадцы – а мужиков больше нет.

Тогда Тавр и Рута отправились по домам, которых общее горе не коснулось. Не потому, что их обитатели особенно счастливые, а из-за отсутствия собственных мужчин.

Прячущая глаза не слишком молодая, но приятная вдова, заимевшая от какого-то доброхота двух горластых близнецов (как соседки потом не пытали, чей муж подсобил, она так и не призналась), мучилась той ночью с детьми. У малышей от перемены погоды болели животики, но вдова хоть и не спала, подозрительных звуков с улицы тоже не слышала. Один только вой ветра, да и то в перерывах между криками малышей.

Зато шустрая бабуся, которой тоже не спалось, оттого что ломило кости, поведала дознавателям нечто немыслимое. Дескать, она совершенно точно углядела в ночи покойника, тащившего мимо её окна на горбу сразу двух бабкиных соседей.

– Не иначе выкрал бедолаг, чтоб, как водится, потом их пожрать! – частила бабка, обретшая внимательных слушателей. – В могилу свою поволок…то есть не в могилу, а где он там, неупокоенный, обретается. И меня бы мертвяк сцапал, учуял, видать, и уставился прямо на окно! Так я прям в щёлку занавески именем Рода нежить отпугнула! И ведь не верит никто, ещё разными словами обзываются!

– Как вы, бабуля, сами-то не испугались? – тоже не слишком веря, хмыкнула Рута. – И как сумели прохожего от…кхм… покойника в темноте отличить?

– Так ведь не зима, не полная темнотища! Ночь за вторую дольку уже перевалила, птички вовсю шебуршали и серенько так снаружи было. Ветер опять же стих, вот я и сунулась глянуть скрозь занавеску, что там наружи делается. Хорошо хоть вовсе её не откинула, покойник за подглядывание бы не простил! А тут только зыркнул своими жёлтыми глазищами и потащил горемык дальше.

– Жёлтыми? – опять засомневалась ворожея. – У упырей красные.

– Нет жёлтые! – упёрлась бабка. – Они у Яськи и при жизни такие были!

– Людей тащил Яська? Давно пропавший парнишка из вашей деревни? – оживился Тавр, но Рута старушке опять не поверила:

– Прям взяли и его узнали?

– Прям узнала! – насупилась бабуся, подозревая, что и эти слушатели сейчас усомнятся, разбранят и уйдут. – И ничего особенного, он один на всю округу был рыжий и желтоглазый, будто мой кошак. Да ещё ростом Яська приметный, от горшка два вершка, мордень опять же вечно красная, как начищенная. Кабы не помер, ни одну бы девку не сосватал.

– И теперь этот мелкий смог поднять и унести на себе сразу двух мужчин? – засомневался уже и Тавр.

– Потому как нежить, живой мертвец! – воскликнула тонким срывающимся голоском ещё больше распалившаяся свидетельница. – Такой весь антиресный из себя парнишечка: жёлтые глазищи горят, одёжа вся лоскутами – черви могильные поглодали! На руках – когти железные, на ногах – лапы звериные, слюни ручьём текут, видать дюже изголодалси! Я так рассуждаю: какой-нибудь нечистый дух неотмоленного Яську из топи поднял, но тот сперва посовестился родню и знакомых жрать, собачками пробавлялся. Только, вот беда, мы новых не успели завести! Потому он на народ перекинулся и мужиков наших всех разом порешил, чтобы потом они ему не препятствовали! Сообразил, нелюдь, что не будет мужиков – некому будет деревню охранять, а уж баб то, как опять оголодает, не таясь перетаскает! Спасите, люди добрые!

Успокоив настоем из походной сумки распереживавшуюся бабусю – та сразу раззевалась и собралась спать, – Тавр и Рута вернулись в дом к Азею. И тот, вместе с женой, опять принялись усиленно усаживать напарников за стол. Мол, с дальней дороги даже не перекусили.

Болтая ложкой в грибной лапше, Рута так и эдак перебирала в уме слова единственной свидетельницы. Ладно бы "глазища горят и когти железные" – тогда, возможно, действительно откопавшийся упырь. Ногти, конечно, не железные, просто длинные и чёрные от земли. Неприятное соседство для живых, но не такая уж большая редкость. Но почему "на ногах – лапы звериные"? И такое странное для упыря поведение: не таскаться к живым изредка, подкарауливая добычу по одиночке, а нагло умыкнуть разом около трёх десятков человек? Из собственных домов, где крепкие засовы и довольно большое количество домочадцев? Почему парнишка вообще стал упырём? Или старушка, якобы узнав "покойника", всё-таки ошиблась?

– Хозяин, помнится вы говорили, что Март и Ясь вечно куда-то лезли. А колдуны у вас в округе не помирали?

– Нет, господарыня! Узнай мы о колдуне, мигом бы в Орден донесли!

– Ну а живые мертвецы не откапывались? – продолжала выспрашивать ворожея.