Нарисую себе сына (СИ)

— Что ты имеешь в виду? — отвел он в сторону взгляд.

— Мои странности. Ведь ты же называл меня «сумасшедшей». Значит, он тебе про меня рассказывал. Но, Зача, со мной такое — впервые. Я и сама…

— Зоя…

— Я сама очень сильно сейчас…

— Зоя! — обхватил Зача ладошками мое лицо. — Зоя, я тебя сумасшедшей называл, потому что ты смешная и… славная. А твой… сомнамбулизм мы вылечим. У меня лекарь в Радужном Роге есть знакомый.

— Это не лечится. Я такой родилась, — дернула я зажатой головой. — Так что…

— Как это, «не лечится»?

— Так это. Я — не лунатичка, а баголи. Предсказательница. И Зача, лучше сразу мне скажи: «Пошла прочь». Иначе потом только хуже…

— Замолчи.

— Что?

— Замолчи… сумасшедшая. Подумаешь, не лечится. Я тебя тогда сам держать буду. Чтоб ты не ходила, где нельзя.

— Привязывать к кровати?

— Ага, — качнул мужчина головой. — И дверь на ключ запирать.

— А, знаешь, что?

— Пошел ты сам? — прищурился на меня Зача и, склонившись, чмокнул в мокрый нос.

— Примерно, так. Тоже мне, лекарь-экспериментатор.

— А, если, не привязывать, а по-другому тебя держать?

— О, это тоже — весьма сомнительное лечение.

— А если… — коснулся он губами моих. — Ты ведь даже не знаешь, от чего… — и повторил «процедуру».

— Зача… Да, Зача…

— Зоя, что?

— Ни-чего…

Звезды в небе казались сейчас такими близкими, а в промежутках между его поцелуями я иногда замечала луну. И все это небесное кружево качалось вместе со мной, запрокинувшей голову в траву. Прохладную, щекочущую голые плечи и раскинутые в стороны руки. И, наверное, мне было хорошо в этом сплетенье земли и неба, шепота и обжигающего мужского дыхания. Наверное, до такой степени, что сейчас…

— О-ой… Моя… голова, — хотя, уместнее было сказать: «Мой огромный гулкий, пустой чугунок». Я приподняла его с… это что? Груди Зачи. И попыталась сглотнуть слюну. Вкусовые ощущения нахлынули вместе с памятью. «Чугунок» рухнул на прежнее место. И громко «завибрировал». — О-о-о…

Мужская грудь насмешливо «хрюкнула»:

— Что, плохо?

— Угу… Зача, мы ночью с тобой… пили?

— Так точно, — доложила «грудь». — После того, как еще раз искупались.

— Ну, это я помню, — предприняла я повторную попытку сесть. — И мне очень… стыдно.

— За что?

— За все. Особенно, за бутыль вина с кухни. Зача…

— Да, Зоя? — не проникся моим раскаянием наглец.

— Как я теперь в глаза Дрине буду смотреть?

— Сосредоточенно. Если сможешь, конечно. А вообще, я сам перед ней извинюсь, если тебя это так волнует.

— Волнует, не то слово, — малодушно скривилась я. — О-о…

— Зоя, что еще?

— Мои… волосы.

— И их я тебе тоже сам расчешу… Зоя, ты теперь — моя женщина. Это так?

— Ну-у… Спину свою покажи… Угу. Твоя.

— Это что, признак какой-то? Знак у меня на ней?

— Нет. Их отсутствие.

— Нет, — плюхнувшись обратно на кровать, засмеялся Зача. — Ты точно, сумасшедшая… Моя сумасшедшая…

________

1 — Традиционный возглас согласия в Чидалии.

2 — Древнейшая цивилизация, населяющая материк Бетан задолго до открытия его алантами. Вымерла по неизвестным причинам, оставив после себя несколько архитектурных памятников, в том числе западные и восточные Врата на территории Ладмении.

Глава 6

Лестница со второго этажа, скрипя каждой своей узкой ступенью, все же закончилась. Хоть я и спускалась по ней старательно тихо: раз… два… три… четыре…

— Зоя…

— Угу, — шесть… семь… восемь…

— Зоя, не трусь.

— Угу-угу, — девять… десять… — А-ай!

— Ну, доброе утро… дочка, — вот в этом месте она как раз закончилась.

Зача, опустив меня на доски пола, громко выдохнул:

— И мы тоже всем вам рады: тетушка Люса, Дрина, Ида.

— Какая я тебе «тетушка»? Да ты, бесстыдник, понятия не имеешь, что такое «доброе имя» для дев…

— Да, Зоя — теперь моя. И, пусть, не девушка, а женщина. Я это могу всем заявить.

— Что «заявить»? — с прищуром уточнила Люса. Да мне и самой стало интересно. Однако мужчина удивил нас всех оптом:

— То, что, намерен на ней жениться. В первом же порту… Зоя, — развернулся он ко мне и ухватил за руки. — Я на тебе женюсь.

— Как это? — а ведь могла б и что-нибудь по уместнее изречь. — Зача, ты в своем уме? — уж лучше б вовсе промолчала.

— И в твердой памяти. Хоть сейчас завещание пиши.

— Тогда садись и пиши нам всем расписку о намереньях. Чтоб потом от своих слов не от…

— Люса! Да вы оба одинаковы. И-и… — отважно обвела я всех глазами, замкнув «круг» на своем потенциальном муже. — Я тебе благодарна, но, спасать так мое «доброе имя» не надо. Дрина, если мы оскорбили твой дом, прости. А ты, Люса, если меня больше не любишь… не лю-ббишь… то… — и, громко всхлипнув, дезертировала на грудь прижавшего меня Зачи.

— Тетушка, а ну кончай их терзать! — глядя на это дело, подбоченилась Дрина. — А ты, Зоя, не слушай никого! Хочешь, замуж за него иди, а, не хочешь — так гуляй, пока гуляется. Главное, если дитё заделаете…

— Мама!

— Ида?!

— Да, тетушка! А что, ты теперь и Идунью мою «разлюбишь»?!

— Да кто вам такое сказал?! Да, дети — Божье благо!

— А чего тогда в святые ханжи заделалась?! Или забыла всех своих здешних ухажеров?!

— Да когда это было то?! Да я тогда… тогда…

— Что? Да в нашей приходской книге про все твои пять обручений прописано!