Читаем Народ-богатырь полностью

Подобная судьба была и у Новгорода-Малого. Крепостица просуществовала недолго и погибла во время большого печенежского похода. Все деревянные постройки крепости сгорели. Б. А. Рыбаков высказал предположение, что Новгород-Малый был разрушен в 996 г., когда многочисленная печенежская орда напала именно на это звено Стугнинской укрепленной линии, а князь Владимир не располагал достаточным войском, чтобы отбить печенегов в поле. Небольшой гарнизон крепости погиб, пытаясь сдержать в неравной борьбе печенежский натиск, но выполнил свою задачу — не пустил печенегов за Стугну, от которой до стольного Киева было всего три часа быстрой скачки. Печенеги дальше Стугны в тот раз не прошли.

Мероприятия киевского князя Владимира Святославовича по укреплению южной степной границы оказались весьма своевременными: в 90-х годах X столетия печенеги значительно усилили натиск на Русь. Древнерусскому государству потребовалось огромное напряжение сил, чтобы сдержать наступление печенежской орды. Страницы русских летописей, посвященные событиям того времени, — это непрерывный перечень битв, осад городов, тяжелых жертв и гибели множества людей, героических подвигов и искусно проведенных военных операций.

В 993 г. большая печенежская орда подступила к реке Суле. Русское войско во главе с киевским князем выступило навстречу и преградило путь врагу у брода на реке Трубеж, там, где впоследствии был построен город Переяславль-Южный. Русские и печенежские полки встали напротив, на разных берегах реки, не решаясь вступить в бой: князь Владимир видел, что печенежская орда очень многочисленна, а печенеги вообще предпочитали нападать внезапно и опасались нападать на русский строй, изготовившийся к битве. О дальнейших событиях подробно рассказывает летописец:

«Приехал князь печенежский к реке, и позвал Владимира, и сказал ему: „Пусти ты своего мужа, а я своего, пусть борются. Если твой муж ударит им (о землю), тогда не воюем три года и разойдемся, если ударит мой муж, то воюем три года“. Владимир послал бирича по палаткам, спрашивая: „Нет ли такого мужа, который бы вышел на бой с печенегом?“ И не нашли нигде. Утром приехали печенеги к реке и своего мужа привели, а нашего не было, и начал тужить Владимир, посылая ко всем воинам своим. И пришел один старик, и сказал: „Княже, есть у меня дома один сын младший, а с четырьмя пришел сюда. С детства никому не удавалось им ударить (о землю). Однажды бранил я его, когда он мял кожи, а он рассердился на меня и разорвал их руками“. Князь, услышав это, рад был и срочно послал за ним, и привели его к князю, и князь поведал ему все. Он же сказал: „Княже, не ведаю, смогу ли с ним биться, испытай меня. Нет ли вола большого и сильного?“ И привели сильного вола, разъярили раскаленным железом и пустили, и побежал вол мимо него, и схватил он вола рукой за бок и вырвал кожу с мясом, сколько рука его ухватила. И сказал ему Владимир: „Можешь с ним бороться!“ И назавтра пришли печенеги и начали звать (на бой). И выступил муж Владимира. Его увидел печенег и посмеялся (потому что), был он среднего роста, а печенег сам был очень велик и страшен. И размерили место между полками, и пустили бойцов… Сдавил муж Владимира печенега руками до смерти и ударил его (о землю). И закричала Русь, а печенеги побежали. А Русь погналась за ними, рубя саблями, и прогнала их. Владимир же был рад, и заложил город на том броде, и назвал его Переяславль, потому что перенял славу (у печенегов) отрок».

Но далеко не все битвы с печенегами кончались такими победами. В 996 г., когда снова «пришли печенеги к Василеву», князь Владимир вышел навстречу им с малой дружиной и был разбит. Сам он бежал, «едва укрылся от противных», спрятавшись под мостом.

В следующем году была с печенегами «рать великая беспрестанно». Силами одних южнорусских княжеств отбить печенежское наступление не удалось, и киевский князь отправил послов в далекий северный Новгород, чтобы собрать там новое войско. Печенеги узнали, что князя нет, осадили Белгород. В городе начался великий голод, надежды на близкое вызволение не было. Напрасно ждали осажденные помощи от своего князя, «не собрались к нему воины, печенегов же было множество». Только хитрость спасла белгородцев от врага. Один старец посоветовал поставить в два колодца кадушки, собрать последние остатки продовольствия, изготовить из него «цежь» (кисель из овса и ржи) и налить в одну бочку, а в другую — мед. Затем позвали печенежских послов, показали им, как из одного колодца черпали «цежь», а из другого — мед, и пояснили: «Сия пища нам беспрестанно из земли исходит!» Печенеги поверили и, решив, что осажденные не терпят голода, сняли осаду.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное