– Не всегда и не везде, – с серьезным видом покачал головой Сергей Петрович, – до того как среди нас появился отец Бонифаций, я много раз исполнял обязанности верховного жреца и проводил различные обряды, и при этом чувствовал только присутствие изначального Великого Духа, Творца всего Сущего, который покровительствует нашему народу. А вы можете избрать из своей среды жрецов, построить храмы, совершать в них обряды и приносить какие угодно жертвы каким угодно богам, но не получите взамен никакого ответа. Если из вашего мира олимпийские боги уходят, оставляя после себя пустоту, то здесь их никогда и не было. Не так ли, уважаемый отче Бонифаций?
– Да, это так, – кивнул священник, глядя на бывшего центуриона гипнотизирующим взглядом, – ваши олимпийцы не ходить за вами сюда, они ходить совсем другое место.
– Боги уходить? – переспросил Гай Юний, с трудом скрывая свое замешательство. – Но как так может быть?
– А разве вы там, у себя в Риме, не замечали, – сказал Сергей Петрович, – что чем дальше, тем меньше соблюдаются клятвы, падает нравственность, женщины становятся жадными и распутными, а мужчины слабыми и трусливыми? Самый верный признак этого процесса – гражданские войны, когда римляне забывают об интересах Рима и начинают убивать других римлян. Там тоже грядет новый Бог, единый для всего человечества и оттого очень могучий; и ваши олимпийцы, не желая схватки, просто освобождают ему место. А может, им просто надоели эти игры, и новый Бог придет для того, чтобы заполнить появившуюся пустоту?
Ответом на эти слова была тишина. Бывший центурион сидел неподвижно, полностью погрузившись в свои мысли. Вожди племени Огня и священник тоже молчали, не мешая ему принять единственно правильное решение. Состоящее из отдельных кланов племя Огня не сможет превратиться в ядро будущего народа, пока римляне не будут обращены в общую веру и все компоненты паззла не сложатся в единое и нераздельное целое…
– Да, – после длительной паузы сказал бывший центурион, – наверное, вы прав, если это другой мир, то тут хозяин другой Бог. Наши бог остаться там, в Рим, а может, как вы сказать, совсем уходить от мы прочь. Сначала я не понимать, а теперь да. Если бог нет, тогда клятва не стоить ничего. У меня быть друг, мы вместе расти, вместе идти легион. Потом мы пойти разный дорога, я за Сулла, он за Марий. Встретил бы – убил. Потом все кончиться, мы снова встретиться таверна и пить вино. Зачем мы воевать? Я не знать! И Секст Лукреций Карр… Он не верить в Юпитер, Гера, Марс, Меркурий или Венера, он верить только в собственный жадность и звонкие сестерции. Сейчас я не знать, что делать. Я хотеть принести вам клятва, но не знать как.
Гай Юний снова замолчал. Молчали и остальные. До таких решений, какое предстояло принять бывшему римскому центуриону, каждый должен доходить сам. Затянувшуюся томительную паузу прервал отец Бонифаций.
– Сын мой, – на латыни сказал он, – придя в этот мир, готов ли ты уверовать в Великого Духа, Творца всего Сущего и принять над собой его покровительство, точно так же, как он покровительствует этим людям? От тебя даже не требуется отвергать твоих прежних богов, потому что они сами оставили тебя, не последовав за тобой в этот мир…
Бывший центурион поднял голову и тяжелым взглядом посмотрел на священника, но тот не отвел глаз.
– Да, – также на латыни сказал он, – я знаю, что ты храбрый человек. Ты один и без оружия вышел говорить о мире Сексту Лукрецию Карру. Сказать честно, безопаснее было бы довериться бешеному шакалу, потому что любой разговор о мире этот человек воспримет как признак слабости. Но ты все равно пошел, несмотря на то, что знал, что мы можем забросать тебя пилумами. Если бы не это, и не то, что за этим последовало, я не стал бы слушать твоих слов. Но теперь я сомневаюсь, быть может, ты и прав. Я, конечно, не хотел бы предавать своих богов, но ваш Бог – очень могущественный Бог, раз уж вы стали победителями, а не мы; и, кроме того, он хозяин в этом мире, а как можно прийти в дом и не поклониться его хозяину?
– Скажи, Гай Юний Брут, – спросил отец Бонифаций, – веришь ли ты, что Великий Дух существует и оказывает покровительство тем, кто исполняет его заветы и заповеди, по которым живет посвященный ему местный народ?
– Верю, жрец, – сказал бывший центурион, и в голосе его послышалась некая торжественность, – потому что вижу то, что происходит вокруг меня. А теперь позвольте узнать, какие такие заветы и заповеди мне придется исполнять, если я решу поклониться твоему Богу?