Народный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом

Мы имеем право заметить от себя, что Пётр Великий уже был знаток в медицине и хирургии того века, и особенно в хирургии, играющей важную роль при операциях на войне, но медицина прежнего времени была ограниченна, потому что химия была ещё в детстве и смешалась с понятиями о флогистоне, философском камне и о вечном движителе, чем взбудоражила семнадцатый век, эти прелести земнаго счастия сбили учёных с их пути и повредили науки, введя в них, быть может, непростительные средства для нашего времени. Но окончим эту нашу параболу, стоить прочесть школу медицины прежнего времени, чтобы взвесить все ужасы её влияний; по мнению врачей нашего времени, применение медицины несло за собою несомненный вред.

Очень понятно, что Блументрост увидя опасную болезнь Государя сам имел понятие в медицине, следовательно, вполне имел право ценить искусство и науку, просил, чтобы был призван доктор Бидло из Москвы; между тем были приняты все меры к тому, чтобы унять воспаление в больных частях. Этот врач после того ни на один час не отлучался от Государя ни днём, ни ночью и для безпрестанных припарок и промывательных, держал при себе аптекаря Либгольца и лекаря Паульсона.

Прошло четыре месяца, в которые государь лежал в постеле и не прежде как в сентябре Император получил желаемое облегчение и от врачей общание желаемого облегчения и надежды к совершенному выздоровлению; к тому же болезнь тогда облегчилась; врачи, разумеется, думали, что Государь поправился, потому что он ходил в покое и в таком расположении духа, что даже мог выходить на улицу.

В этом расположении здоровья сам Государь считал себя свободным от опасности и, не говоря ни лейб-медику и никому из врачей, приказал приготовить яхту, которая должна быть перед дворцом и стать на якоре, это было в начале октября в хорошую осеннюю погоду. Он поехал в Шлиссенбург, чтобы осмотреть в Ладожском канале оконченную работу Миниха, бывшего в то время фельдмаршалом. Лейб-Медику Блументросту велел не прежде, как того же утра дать знать, чтобы он собрался с ним не в дальнюю поездку и взял бы с собою лекарств и людей, какие, по его мнению, нужны.

Блументрост испугался от этой несвоевременной поездки Императора и немедленно приехал ко двору, но никакими доводами не мог удержать Государя от намерений, должен был идти на яхту и для всякаго случая взял дорожную аптеку и лекаря Паульсона.

Из Шлиссенбурга Император поехал по Ладожскому далеко уже проведённому каналу. Там, всё осмотрев и дав повеление о продолжении этой важной работы, поехал потом в старую Ладогу, а оттуда в Новгород и на самый конец Ильменя озера в старую Русь, дабы осмотреть повеленное исправление тамошних солеварен, и канала, начатаго по его повелению и для легчайшего провозу нужного дровяного лесу для солеварен. В этой поездке и в безпрестанных упражнениях прошёл почти целый октябрь и при переменной осенней погоде, ещё не совершенно здороваго Государя.

Наконец, в первых числах ноября, поехал он на яхте обратно в С.-Петербург, и прибыл пятого числа, но не пристал к берегу, а прямо направился на Лахту, близь Петербурга в Финском заливе, чтобы побывать в Систербеке, где у него был устроен оружейный завод.

Но на Лахте нечаянный случай вверг Импетатора опять в ту же болезнь, которая так счастливо окончилась за несколько месяцев.

Погода была очень бурная, которой всегда богат ноябрь, к тому же почти ночь, как Император, не доезжая одной версты до Лахты, увидел с яхты небольшой бот, плывущий из Кронштадта, на котором было очень много солдат и матросов, и который в виду яхты сел на мель.

Император тотчас послал к нему шлюбку, но шлюбка ничего не могла сделать. Государь гневался, не спуская глаз, и печалился, увидя, что несколько человек были унесены волнами и полумёртвыми вытащены из воды.

Наконец, терпиние Петра лопнуло, и он сам вознамерился ехать для спасения людей и судна. Не доехав до судна по причине мели на несколько сот шагов, он выскочил из шлюбки и пошёл по мели к боту, причём помогал его стаскивать и спасать людей, из которых более претерпевших и едва стоявших на ногах, велел отвесть в ближние деревни и подчинить медицинскому надзору.

Конечно, Государь, будучи по пояс в воде, так при этом промочил платье, что должен был переменить его; но он это ни во что не ставил, находя удовольствие в том, что своею персоною мог снять с мели бот и спасти слишком двадцать человек от смерти, не воображая того, что сам он тем проложил дорогу к смерти.

Император провёл на Лахте всю ночь и когда на утро хотел ехать, но прострадав всю ночь лихорадкою и воспалением в животе, поторопился в Петербург; по приезде, он слег в постель и со дня на день стал чувствовать, возобновление старой своей болезни.

В декабре состояние его болезни приняло грозный характер и, несмотря на силу, которою был одарен Пётр Великий, воспаление внутренностей угрожало антоновым огнём.

Император Пётр понял, что к нему приближается смерть, и ждал её с мужеством, предавшись воле и благости Божией, преставился 28 января 1725 года