Народный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом

Монарх тот же час повелел вывести её из церкви и изгнать из неё диавола плетьми, что, не отлагая, и исполнено было. Кликуша призналась во всём сказанном, за что по указу, в котором прописано как злодейство, так и признание её, – ещё наказана на площади публично, а дабы пресечь навсегда такое плутовство, государь за лучшее признал к тому средство публиковать во всем пространстве России указы, повелевающие всех кликуш, где оные окажутся, отсылать в С.-Петербург, «и от того времени», – говорит г. Татищев, – «так оное зло пресеклось, что уже нигде таких дьяволов не осталось» *).

*) Четыре рассказа о кликушах заимствованы из второго издания анекдотов Голикова 1798 г., в последнее же издание «Деяний» 1813 г. они не вошли, так как не были пропущены цензурою. Ред.

Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.

Кнут против дьявола

Генерал-полицмейстеру Девиеру, доносившему о явившихся кликушах, приказывал его величество так: «Кликуше за первый раз – плети, за второй – кнут, а если и за сим не уймется, то быть без языка, чтоб впредь не кликали и народ не обманывали!»

***

О ложнобеснующихся говорил государь: «Надлежит попытаться из беснующегося выгонять беса кнутом. Хвост кнута длиннее хвоста чертовского. Пора заблуждения искоренять из народа!»

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.

Ум и коварство царевны Софьи

Когда государь намерен был предать всенародному суду царевну Софию Алексеевну и строгость закона над нею исполнить за последний бунт, её ухищрением во время пребывания его в чужестранных государствах между стрельцами произведённый, дабы ей из монастыря освободиться и сделаться самодержавной государынею, а Петра Алексеевича на возвратном пути, не допустив до Москвы, убить, – то Лефорт, которого государь любил паче прочих и советов его слушал, представлял ему и великую славу и великодушие, его убеждал, чтоб он сестру свою простил ещё раз, на что получил такой ответ: «Ужели не знаешь того, как она посягала на живот мой, хотя ей было тогда четырнадцать лет?». – «Так, государь, – продолжал Лефорт, – но вы не лишайте жизни её для своей славы, которая должна драгоценнее вам быть, нежели мщение. Сие оставить надлежит свирепости турок, кои обагряют руки в крови братии своих. А христианский государь должен иметь чувствования милосердые». Убеждённый таким благородным постановлением, государь вздохнул, пожал плечами, простил Софью, пошёл к ней в монастырь и чувствительные делал выговоры, которые произвели в ней и в нём слезы. И хотя при таком указании София защищала красноречием своим весьма сильно невинность свою, однако, обличенная ясными доказательствами в преступлении своём, оставлена была на вечное заключение в монастыре под стражею. Государь, по возвращении своём из монастыря, говорил Лефорту так: «Жаль, что Софья при великом уме своём имеет великую злость и коварство».

Сию достопамятность слышал я от фельдмаршала князя Ивана Юрьевича Трубецкого.

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.

Присутствие духа в Петре Великом

Царевна София Алексеевна, по заключении её в Девичий монастырь, старалась всегда тайно заводить бунты на державного брата своего, отлучившего её от правления Государством. Всяк понять может, сколь чувствительно было это его сердцу. Он неоднократно выходил из терпения, и в гневе своём предпринимал не раз лишить жизни свою сестру. Будучи в таком раздражении и исчисля все её на жизнь его покушения, великий Государь определил, было, совершенно избавиться от неё, как от главнейшего своего злодея. К утушению такого гнева и к отмене такового определения, стоило только Лефорту напомнить ему, что она ему сестра и что Туркам только свойственно обагрять руки в крови родных своих. И так, вместо казни, удовольствовался он только личным ей выговором и слезами её только ещё смягчился, что заплакал и сам, и, выходя от неё, сказал Лефорту: «У неё великий разум, но жаль, что она так зла!»