Народы и личности в истории. Том 1

Его отличала превосходная память. Он декламировал наизусть целые сцены из Шекспира. И даже заслужил премию за то, что прочел без единой ошибки 1200 строк из книги Маколея о Древнем Риме. Однако становилось ясно, что юриста из него не выйдет. В университет дорога была закрыта. Его решают направить на военную стезю. Черчилль и тут ухитрился дважды провалиться на вступительных экзаменах (в военное училище Сэндхерст). Тогда его направляют в школу капитана Джеймса, который, по словам самого Черчилля, мог даже круглого идиота подготовить для конкурса в училище. С большим трудом он с третьей попытки туда попадает. О чем мечтает в конце XIX в. этот честолюбивый британец? О колониальных войнах и расправах над покоренными народами. «К счастью, однако, – писал он, – были еще дикари и варварские народы. Были зулусы и афганцы, а также дервиши в Судане. Некоторые из них могут, оказавшись в подходящем настроении, однажды «устроить представление». Может произойти даже восстание или бунт в Индии».[291]

Черчилль – столь же важная достопримечательность Великобритании, как Вестминстер или Британский музей. По роли в истории его вполне можно сравнить с Питтом или, на худой конец, с Ричардом III. Черчилль считал, что ему гораздо ближе эпоха Людовика XIV или Генриха VIII, и что он был создан для викторианской эпохи. Это не так. Перед нами человек британской империи, империалист, служившей ей верой и правдой. Он, подобно Сталину, пытался удерживать в равновесии систему, содержа в полнейшем порядке механизм империи. Как сказал о нем английский историк Р. Джеймс, в лице Черчилля мы увидели «одного из наиболее удивительных людей нового времени; и, если Британской империи было суждено погибнуть, справедливо то, что на её закате блеснул такой блик славы».[292]

Почему же стала возможна подобная метаморфоза? Во многом благодаря отцу, лорду Рендолфу, и его матери, мудрой и толковой женщине, которая была вовсе не в восторге от перспективы увидеть в сыне бравого гусара. Вскоре место солдатиков на его столе заняли умные, серьезные книги – «История Англии» Маколея, «Утерянный рай» Милтона, «Упадок и падение Римской империи» Гиббона, «Европейская мораль» Леки, «Политическая экономия» Г. Фосетти и др. После смерти отца мать стала его самым верным другом, повлияв на духовное развитие сына (до самой смерти Черчилль хранил на письменном столе бронзовый слепок её руки). В ней соединились американский прагматизм и английская основательность. Её дом был первым домом в Лондоне с электрическим освещением. Ради карьеры любимого сына мать пожертвовала возможностью стать богатейшей женщиной мира (к вдове сватался владелец самого большого состояния в тогдашней Америки – У. Астор). В своих письмах к сыну в Индию, где тот проходил службу, Дженни упорно советовала: «Я надеюсь, ты найдешь время для чтения. Подумай, ты пожалеешь о потерянном времени, когда погрузишься в мир политики, и ощутишь недостаток знаний». Черчилль понял, что провести жизнь наедине с конским навозом – не лучшая перспектива для своенравного, хотя и безусловно очень одаренного юноши.

Он мечтал об университете, надеясь, что ему удастся «взнуздать английский язык» (как это сделал оратор XIX в. Э. Берк). В нем тогда же зарождается упорная страсть – «иметь хотя бы приблизительное представление о многих сферах мысли». Правилом жизни для Черчилля стало прочитывать ежедневно 50 страниц Маколея и 25 страниц Гиббона. Молодой лейтенант проявляет похвальное желание узнать в деталях историю Англии за 100 лет. Список книг для чтения заметно расширился (Шопенгауэр, Дарвин, Аристотель, Сен-Симон). «После чтения, – сообщает Уинстон матери, – я размышляю и, наконец, пишу. Я надеюсь, что подобной практикой создам совокупность логически и последовательно связанных точек зрения, которые помогут в образовании логического и последовательного ума… Маколей, Гиббон, Платон и прочие должны оттренировать мускулы и дать умственному мечу способности проявить себя максимально эффективным образом… Я читаю 3 или 4 книги сразу».[293] Так вот совершалось обучение и воспитание одной из самых ярких фигур XX в.