Народы и личности в истории. Том 1

Ты понимал, о мрачный гений,Тот грустный безотчетный сон,Порыв страстей и вдохновений,Всё то, чем удивил Байрон.Я вижу лик полуоткрытый

Означен резкою чертой;То не беглец ли знаменитыйВ одежде инока святой?Быть может, тайным преступленьемВысокий ум его убит;

Всё темно вкруг: тоской, сомненьемНадменный взгляд его горит.Быть может, ты писал с природыИ этот лик не идеал!Или в страдальческие годы

Ты сам себя изображал?Но никогда великой тайныХолодный не проникнет взор,И этот труд необычайныйБездушным будет злой укор.[94]

Рембрандт шел по жизни непонятым странником. Так и пришел к последней роковой черте. В 1669 г., когда его не стало, выяснилось, что у него нет ничего, кроме ветхой одежды и художественных принадлежностей. Если добавить к тому же, что он не оставил дневников, как Леонардо или Дюрер, не был видным дипломатом, как Рубенс, не пользовался громкой прижизненной славой, как Микеланджело, кому-то может показаться, что и его след в жизни народов не столь уж заметен. Однако он сумел создать одну из самых ярких и увлекательных летописей жизни (в своих картинах, автопортретах, портретах любимых ими людей). В отношении его живописи можно сказать, что Рембрандт, наряду с Хальсом, Веласкесом, может быть, еще с двумя-тремя великими мастерами, остался в памяти людей вечно живым и современным художником.

Рембрандт ван Рейн. Даная. 1636 г.

Немецкий искусствовед Е. Гомбрих писал: «При взгляде на работы некоторых значительных и даже великих художников, создается впечатление, что персонажи на их картинах напоминают скорее книжных героев или актеров на сцене… У Рембрандта же все совершенно иначе. С его портретов на нас смотрят самые настоящие, живые люди. Мы ощущаем их тепло, стремление вызвать к себе симпатию, а порой нам передается их одиночество, тоска или страдание… Рембрандт своим острым взором словно проникает в самое сердце человеческое… Я понимаю, что следующая его оценка может показаться кому-то излишне сентиментальной, но я просто не знаю, как еще можно выразить то почти сверхъестественное знание, что проявляет Рембрандт в своих портретах. Это напоминает мне то, что древние греки называли «работой души». Он, подобно Шекспиру, мог проникнуть в самую суть человеческой натуры, в разного рода людей, словно зная, как они поведут в той или иной ситуации. В силу этого даже библейские сюжеты в творчестве Рембрандта выглядят иначе, чем у других художников. Как истинный протестант, он, вероятно, не раз читал и перечитывал Библию».[95]

Даже богатые Нидерланды не всегда являли собой пример мудрого, щедрого, благородного отношения к искусству. Скажем со всей откровенностью. В сонмах буржуа всегда жил и живет advocatus diaboli (лат. «адвокат дьявола»). Культуре, науке, образованию во все века было, как говорится, очень трудно найти путь к кошельку богача. И восхваляемая нами Голландия нисколько не является здесь каким-то благодатным и счастливым исключением. В этом смысле весьма показательна судьба замечательного художника Эмануэля де Витте (1617–1692), последнего представителя «золотого века» великой голландской живописи.

О нем известно немногое. Отец был школьным учителем, мать очень рано овдовела. Семья вынуждена была перебраться в Голландию из Фландрии. До начала 50-х годов художник жил и работал в г. Делфте. Как известно, в Голландии XVII века существовало три основных художественных центра – Гарлем, Амстердам, Делфт. Каждая из возникших там живописных школ была связана с именем того или иного великого художника – Франса Хальса, Рембрандта или Вермера. Делфтская школа возникла позднее первых двух.