Народы и личности в истории. Том 2

Лихтенберг писал о великих успехах просвещения, позволяющих человеку за шестьдесят лет жизни овладеть всем богатством культуры, создававшейся пять тысяч лет. В то же время он терпеть не мог отвлеченной науки и философии. Ученый должен видеть объективный мир через призму человеческой практики. Нет на свете ничего более жалкого, нежели историк, философ или педагог, укрывшийся за мертвой схемой или голыми дефинициями. Он писал: «В слове «ученый» заключается только понятие о том, что его много учили, но это еще не значит, что он чему-нибудь научился…». Эту «профессорскую философию», за которой сплошь и рядом сокрыта пустота мыслей и обычная гражданская трусость, следует гнать из всех университетов метлой, ибо она плодит тупиц, приспособленцев и мерзавцев. Ее лоб «следует заклеймить раскаленным железом историка». В афоризмах Лихтенберга ни грана тяжеловесных рассуждений в духе Симплициссиума, где ученость скорее делает из героя дурня, выпирая наружу, подобно свищу или уродливой грыже. На его афористике училась молодежь, на ней выросли многие поколения ученых и мыслителей во многих странах, включая Германию («подлинный книжный рассадник для всего мира и его оранжерея»).

В то же время и он отдавал себе отчет в слабости тогдашней системы обучения и воспитания, а также, быть может в первую очередь, в несовершенстве самого человеческого материала, с которым приходится иметь дело учителям, профессорам, писателям: «Не думаю, что среди так называемой образованной немецкой молодежи когда-либо было больше пустых голов, чем теперь. Причина того, что сегодня так много юных Вертеров, объясняется не мастерски написанной книгой, а тем, что из таких бараноподобных ангелов можно делать, что угодно… У них нет характера. Инертность, неразумие и неопытность во всем, что называется серьезной наукой, сделало их тупыми ко всему, кроме отвлеченных размышлений об инстинкте, из которого они создали себе естественную историю, эстетику, философию…»[420]

В конце XVIII-начале XIX вв. немецкие обыватели и буржуа были вытряхнуты из своих «нор» революционной бурей во Франции, словно обитатели пылающего замка Кунигунды… «Буревестник» новой идеологии стал Георг Форстер (1754–1794), выходец из семьи энциклопедически образованного священника (его отец по просьбе Екатерины II обследовал немецкие колонии на Волге), прожил жизнь короткую, но яркую. В 13 лет он перевел на английский язык «Краткий российский летописец М.В.Ломоносова». Путешествие с отцом в кругосветном плавании Кука сделало его убежденным материалистом. «Турне» не преминули отметить и в Британии: англичане удостоили отца Форстера диплома почетного доктора Оксфордского университета, а затем не постеснялись бросить в долговую тюрьму Кингсбич.

В 1777 г. в Лондоне Георг Форстер издаст описание этого путешествия (двухтомник «Путешествие вокруг света»), который и принес автору европейскую известность. Молодого мореплавателя встречали торжественно в европейских столицах. Описанные им приключения иные называли не иначе как «эпическим стихотворением» (настолько красочным оно было). В Париже его принимают по-свойски престарелый Бюффон, Бомарше и Франклин. Среди публицистических работ Г. Форстера интересно и «Путешествие по Европе» (1790 г.), в котором во многих аспектах показан прогресс науки, искусства и образования в ряде стран. Ф. Шлегель скажет, что Форстер «ввел ественные науки в образованное общество».

Кредо Форстера нашло выражение и в его деятельности на посту вице-президента клуба «Общество друзей свободы и революции». Труден и тернист путь этого «самого смелого революционного борца Германии» (Ж. Жорес), чьи симпатии на стороне большинства. Автор убежден, что народ рано или поздно восстанет против «совершенно праздной знати». Масса возмутится – «и это вызовет революцию». Таков был и остается «обычный круговорот в жизни всех государств». Он яростно полемизирует с английским консерватором Э. Берком, противником Великой Французской революции, который отстаивал идеи реставрации старого строя. История предоставила Форстеру редкую возможность утвердить свои взгляды. Он лично боролся за создание Майнцской республики, где сувереном стал бы народ, а затем и за ее присоединение к Франции. Власть светских и духовных феодалов в Германии должна была быть уничтоженной. Когда рейнские области были присоединены к Франции, его стали обвинять в предательстве. Зная давнее соперничество немцев и французов, нетрудно понять всю деликатность ситуации. Его осуждали даже некоторые друзья. Форстер, бывший якобинцем по духу и сути, писал: «Я принял решение бороться за дело, которому я должен пожертвовать своим личным спокойствием, научной работой, семейным счастьем, может быть, – здоровьем и всем состоянием, может быть – жизнью… я спокойно принимаю все, что меня ожидает». Вот оно величие таланта и мужество борца, вдохновленного идеей.[421]