Вероятно, в критике Ницше были и рациональные зерна. Немцы так разложили и препарировали всю общественную философию, а заодно и человека, что тот потерял всякое подобие «сына Божьего». В нем, скорее, можно было узреть плод неодушевленной природы, случайно оказавшийся на пути эволюциониста и сверхчеловека. Имманентная философия Канта в какой-то степени превращала и познаваемый мир в систему мертво-безжизненных представлений. Поэтому русский философ В. Эрн даже опубликует во время Первой мировой войны брошюру «От Канта к Круппу», где доказывал влияние философии Канта на разрушительную технику, что угрожала самому существованию цивилизации.[647]
Вклад в развитие немецкой и мировой мысли, в «рационалистический ренессанс» внесли и еврейские мыслители. Одновременно с завоеванием все новых экономических позиций в ряде стран (США, Германия, Россия, Франция) еврейский «экстракт» занял довольно заметное место в элите Европы и Америки, претендуя на мировую интеллектуальную гегемонию. Об этом относительно новом явлении написал в «Хитростях разума» (1921) русский богослов и философ Г. Флоровский: «Подъем философского творчества и оживление философской литературы за последние десятилетия неразрывно связаны в Европе, а в Германии – в особенности, с приливом представителей еврейской национальности в ряды европейской интеллигенции. Это явление не безусловно новое. Уже в отдаленные годы можно назвать Спинозу, Реймаруса, Моисея Мендельсона (заметим, все – рационалисты!), Соломона Маймона, наконец, Маркса. Но никогда еще нельзя было встретить целые группы еврейских имен. Коген, Гуссерль, Бергсон, Георг Кантор, Минковский, Фрейд, Вейнингер, Зиммель, Эд. Бернштейн, – а к ним нужно присоединить не один десяток имен менее значительных, – редко кто схватывает за этими разрозненными именами некоторое тождество и единство всех равно воодушевляющего духа». О том, куда приведет сей «дух», священник предпочитал не распространяться (видимо, из-за осторожности). Однако все же не удержался и вспомнил о С. Булгакове, который провел некогда «остроумную параллель между игрою социологическими абстракциями в «Капитале» и апокалиптическими зверями послепленной иудейской апокрифической литературы»… При этом Г. Флоровский сделал оговорку, что тот «не делал никаких национальных сближений».[648]
Новая этика, что мыслится как соединение высокой нравственности с исчерпывающим знанием, благоговения пред жизнью с энергичным действием, была нужна, как и новый человек, прошедший купель капиталистического греха и кровосмешения, но сумевший в итоге обрести иную философию жизни. Как же выпутаться из клубка противоречий? Хорошо, если проблему удастся решить с той же простотой, с какой Александр Македонский разрубил гордиев узел. Ну а если узел мировых противоречий завязан крепче, чем мыслится даже самым осторожным наблюдателям?
Может, выход в гуманизме? Его исповедовал А. Швейцер (1875–1965) образчик высокой немецкой культуры. Пастор, музыкант и миссионер, он впитал две культуры – французскую и немецкую. Швейцеры – плотоугодники и пуритане. Жизнь его подобна легенде… Судьба Швейцера доказывает всю неизмеримую важность домашнего воспитания и той атмосферы, в которой растут дети. Его семья способствовала тому, чтобы зажечь в ребенке «внутренний свет». Родившись в городе Кайзерсберге (там жил знаменитый проповедник средневековья Гайлер фон Кайзерсберг), он вступил на путь религиозного служения. К этому его подвигли отец-пастор и книги. В библейских легендах и притчах он обретал нравственную опору, выстраивая шеренгу идеалов в такой очередности: «Отец, Иисус, Бах, Гёте». Родители вели себя с детьми мудро, приучив их к разумной свободе. Велика роль и учителя Э. Мюнха, которому он впоследствии посвятил книжку. Многим он обязан музыке Вагнера. Ему были присущи и некоторые «казенные» достоинства – трудолюбие, дисциплина, пунктуальность, но без них нет и настоящего человека. Швейцера назовут «героем самоотречения», хотя сам он называл себя лентяем «с бешеным нравом», который побуждал его работать столь одержимо и страстно.
Швейцер дал однажды совет юношеству – закалить «железо юношеского идеализма в сталь идеализма зрелого»: «Поэтому знание жизни, которое мы, взрослые, хотим передать молодому поколению, должно выражаться не обещанием «Действительность скоро отступит перед вашим идеализмом», а советом – «Врастайте в ваши идеалы, так чтобы жизнь никогда не смогла отнять их у вас». Пусть же «идеализм» послужит вам оружием в схватке с «материализмом» прагматического мира… Потрясающей особенностью этого человека было его сочувствие к бедам и страданиям людским…