Народы и личности в истории. Том 3

Традиционными, давними противниками Германии оставались Англия с Францией. Разумеется, англичане никак не могли отказать себе в удовольствии «подлить чуть масла в огонь». Немец Герварт пишет так: «Англия сознательно и настойчиво разжигала идею реванша во Франции, а Франция охотно прислушивалась к английским нашептываниям и давно уже вооружалась». Идет захват немецких колоний в Африке. Все понимали, что будущая война станет войной техники и капиталов. Француз Ж. Симон подчеркивал, что теперь речь пойдет уже «не о войне героической, а о войне научной». Слава, которую прежде добывали храбростью своих солдат, теперь чаще «завоевывается механизмами и количеством» (1894). Германия выступила как ударный кулак новых индустриальных гигантов, хотя ее лидеры всячески старались предстать перед миром в облике божьих агнецов. Канцлер Германии фон Бюлов, проливая крокодиловы слезы, вещает: «Бедная, бедная Германия… со своей вечной свирелью мира под мышкой превратится в посмешище честолюбивых соседей». Оказывается, еще в восьмидесятые годы XIX в. впервые стала пробуждаться британская зависть к блестящему и бурному (пожалуй, даже опасно бурному) экономическому развитию ринувшейся вперед Германии. Порожденное завистью распоряжение, чтобы все германские товары снабжались пометкой об их происхождении «Made in Germany», оказалось промахом. Эти принудительные этикетки действовали на европейцев не как отпугивающее клеймо, а, скорее, как яркая приманка или добрая рекомендация. Бюлов заключает: «Германская конкуренция не ослабевала, а усиливалась, и вместе с ней усиливалась английская зависть».[452]

Британцы укрылись за Ла-Маншем. И прямым нападением их достать трудно. Как же добраться до этих наглых англичанишек, что относятся к немцу, как к бедному родственнику, и готовы при первом же удобном случае «использовать его для черной работы»? Надо бить по тылам – по экономике, по фунту стерлингов, по их заморским базам и территориям. Германии самим небом предопределено в тот или иной час возмездия наказать вавилонскую блудницу Англию, северную Иудею! И вице-адмирал Киргоф в порыве откровенности рявкнет: «Уничтожить Англию – это наша культурная миссия!» Канцлер Бюлов без всякой там дипломатии говорит: надо «бросить Англию в огонь», а затем «во славу божию напасть на Францию».

[453]

Отношения немца и француза напоминали отношение кошки с собакой. При виде друг друга у них шерсть встает дыбом. Во времена Фридриха немцы воспринимали Францию как лютого врага, главную разорительницу Германии (Вольтер). А канцлер Бисмарк убежденно заявлял: «С Францией мы никогда не будем жить в мире!» И презрительно бросал в адрес французов: «Китайцы Европы!» Суть проблем выразил глава немецкого Генерального штаба граф фон-Шлиффен в статье «Современная война» (1909): «Идея реванша, вооружившая всю Европу, образует краеугольный камень ее политики. Мощное развитие германской промышленности и торговли создало Германии нового непримиримого врага. Ненависть к… конкуренту не может быть ни устранена уверениями в искренней дружбе и сердечной симпатии, ни обострена зажигательными словами. Степень раздражения определяется не чувствами, а реальными интересами».[454] Великие вопросы времени решаются не речами и резолюциями, а железом и кровью. Европейцы воспринимали войну, как деловое предприятие. Мольтке выразил позицию с немецкой четкостью: «Вечный мир – это мечта, и притом даже некрасивая».