Нарушаю все правила

Когда она уволилась, ей сам бог велел сменить стрижку и покраситься в другой цвет. Однако Би решила податься в отшельницы и совсем запустила волосы, отчего они совершенно одичали, отросли, посеклись и потускнели. Би даже поморщилась, глядя на себя в зеркало.

Господи, да она вообще превратилась в какого-то заросшего хоббита!

Однозначно пришла пора перемен! И раз уж у нее сейчас период безрассудства, то это должно относиться и к волосам – так что к черту все бабушкины установки!

– Мне нужны кардинально другой стиль и какой-то новый оттенок. Волосы у меня ужасно тонкие и непослушные, но я готова к переменам. – Она скользнула взглядом по голубым прядям у Марли. – Только ничего… слишком эксцентричного. – Безрассудство же может и понемножку наступать, не обязательно же сразу накрывает! – Просто хочу выглядеть иначе.

Обе женщины понимающе покивали, после чего между ними состоялся целый консилиум, когда они по очереди перебирали ее волосы, перекидывали пряди туда-сюда, приподнимая и давая им ниспадать, вглядывались в корни, ощупывали кожу головы. Спустя несколько минут, в течение которых никакого консенсуса, по мнению Би, сестры так и не достигли, Марли несколько раз кивнула Молли и решительно поглядела на Би через зеркало.

– Вы готовы мне довериться?

Боже милостивый! У Би, разумеется, не было ни малейшей разумной причины довериться человеку, с которым она только что познакомилась – тем более когда речь шла о волосах! Но, черт подери, ее отец, никогда не понимавший вечных переживаний своей матушки насчет волос Би, неизменно говаривал, что разница между хорошей стрижкой и плохой – всего лишь две недели. И, на худой конец, у Би в запасе было достаточно толстовок с капюшоном, чтобы на какое-то время прикрыть безобразие. Трудно сказать, то ли это сработала сложившаяся солидарность трех чужачек, то ли на Би подействовал светящийся в глазах мастера озорной огонек, но Би была и впрямь готова довериться Марли с ее голубыми прядями.

– Да.

А Чарли Хаммерсмит с его требованием «не выделяться» пусть идет куда подальше!

Марли тряхнула сжатым кулачком и широко улыбнулась:

– Отлично.

Она энергично вскинула перед собой, расправляя, накидку, и в мгновение ока Би оказалась тщательно обернута материей.

– Хотите, Молли пока займется вашими ноготками? И, может, педикюр? – Она указала рукой на второе в их салоне кресло, снабженное ванночкой для ног. – Ножки она может сделать, пока закрепляется краска. А еще… – И близняшки разом весьма многозначительно посмотрели на непослушные брови Би. – Мы можем предложить вам полную восковую эпиляцию.

– Да, – кивнула Молли, – брови, подмышки, ноги, зону бикини. – Тут она слегка понизила голос: – Можно и бразильскую.

Би задумалась. Если даже блестящий шар на потолке вызвал в этих местах настоящий фурор, то трудно было представить, какой ажиотаж мог подняться от восковой эпиляции самого что ни на есть интимного места!

– Спасибо. Но, думаю, бровей и маникюра с педикюром будет достаточно.

Да она и близко не подпустит Молли к своей «зоне бикини»! Если уж у близняшек вызвало озабоченность состояние ее бровей, то Би вовсе не хотелось им показывать, какие джунгли разрослись у нее там, внизу. Едва ли во всем Восточном Колорадо найдется столько воска, чтобы с этим справиться!

– Что ты там все ищешь-то, Малой? Уже целую вечность там копаешься!

Остин стоял на четвереньках перед угловым шкафчиком на кухне, сунув внутрь голову. Услышав прозвище, прилипшее к нему с незапамятных времен, он невольно скривился. Малой. Сейчас оно казалось Куперу особенно едким и обидным. Он уезжал в Денвер и пять лет жил там один, дабы всем доказать, что никакой он больше не «малой», – однако старые привычки кое у кого трудно изменить.

– У тебя же вроде где-то был набор для фондю?

Любовь его матушки к разного рода кухонным гаджетам и новомодным приспособлениям, граничащая с одержимостью, за годы привела к захламленности всех шкафов и кладовок.

– Набор для фондю? – переспросила она. Недоумение в ее голосе просочилось даже внутрь шкафчика.

– Ага, – подтвердил Остин и, высунувшись наружу, сел на пятки.

Мать поставила корзинку с овощами, которые, видимо, только что собрала, пройдясь по огороду, на сушильную сторону раковины. Его матушка была потрясающим огородником, и круглый год ее многочисленные грядки изобиловали сезонными дарами. И, как считала Маргарет Купер, ничего не могло быть лучше и вкуснее, чем только что сорванные, выращенные своими руками плоды.

Смывая землю с корешков, она сосредоточенно нахмурилась.

– Это тот, что нам на свадьбу подарили кузен Эйвери с женой?

– Э-э… видимо, да. – Остина на самом деле нисколько не интересовало происхождение набора.

– С чего тебе вдруг понадобилось это старье?

С того, что Остин никак не мог заставить себя не думать о Беатрис. С того момента, как она вчера его поцеловала, он не в состоянии был занять свои мысли чем-либо другим. Он все думал о том, как это было приятно. О том, как бы ему хотелось это повторить. О том, как сильно она ему нравится.

О ее игривой непредсказуемости…