Нарушаю все правила

– Ну, это зависит от обстоятельств, – с улыбкой повторил он. – Если хочешь узнать номер каждого закона, которые ты намерена нарушить, то это к офицеру Куперу. А если просто потрепаться – то к Остину.

– А можно немного взять из первого, а остальное – из второго?

– Беатрис, – произнес он, и вилка c куском панкейка застыла между тарелкой и его ртом, – можешь брать, откуда тебе будет угодно.

Беатрис. Так называла ее только бабушка. В детстве это имя казалось ей тоскливо-старомодным – тем более что других девочек звали, к примеру, Кимберли или Кристал. А потому она с радостью ухватилась за сокращенную версию своего имени – Би – и всегда спокойно ею пользовалась. Но этот парень вдруг решил называть ее полным именем. И зазвучало оно совершенно по-особенному! С его языка ее имя слетело мягко, с нежностью и ощущалось вполне современно.

И… обольстительно.

Остин Купер, похоже, интуитивно находил все ее интимные чувствительные точки, которых она прежде не замечала. Черт, она ведь даже не знала об их существовании!

А потом он широко улыбнулся, и его лицо стало таким обезоруживающе сексуальным. И его зубы были такими белыми и ровными, и… такими молодыми. Отправив в рот очередной панкейк, Купер стал с наслаждением его жевать. И Би вынуждена была отвернуться к окну, чтоб не думать о том, любит ли он ощущать во рту другие вкусы, помимо еды. Не хотелось снова видеть это во сне!

На мужчин моложе ее Би поставила себе строжайший запрет. Даже в снах.

– Ну так что? – продолжил он, когда проглотил панкейк и снова совершенно эротически слизнул с губ липкий кленовый сироп. – Выкладывай. Что у тебя там в списке нарушений?

– У меня нет никакого списка.

– Какая жалость, – с притворно удрученной миной покачал он головой, после чего встретился с ней насмешливым взглядом: – Ты ж сказала, что станешь моим ночным кошмаром. Жду с нетерпением.

От низких ноток в его голосе у Би перехватило дыхание.

– У меня в крови сахар зашкалил. И я, видимо, слегка преувеличила.

– Ни за что бы не подумал, – ухмыльнулся он.

Би метнула в него уничтожающий взгляд.

– Я просто не уверена, что и дальше хочу выкладываться на этой корпоративной беговой дорожке. Пахать днем и ночью и быть все той же скучной, однообразной и предсказуемой Беатрис, не имеющей никакой личной жизни.

– Ясно. Этого ты больше не хочешь. А что именно ты желаешь сейчас?

В его тоне почувствовался вызов, и это раздражающе кольнуло Би. Как удавалось этому двадцатипятилетнему парню держать себя в руках намного лучше, чем ей? Честно говоря, сама она научилась жестко контролировать себя лет эдак… в двадцать. Почему никто ей не сказал тогда, что потом она об этом пожалеет?

– Мне хочется быть… – Би удержалась от слова «импульсивной», поскольку оно отождествлялось с образом ее мамы. – Я всего лишь хочу немного пожить. Нормальной человеческой жизнью. В кои-то веки.

Не навсегда. Только сейчас.

Всю жизнь она старательно воздерживалась от того, что другие люди велели ей не делать. Быть может, как раз настала пора – раз уж она решила сделать перерыв в нескончаемых крысиных бегах! – выкинуть нечто противоположное? И начать делать все то, что ей вечно говорили не делать?

Остин ободряюще кивнул:

– Например?

– Ну не знаю… – Би решила замахнуться на что-то исключительно безбашенное и эпатажное. – Сбросить одежду в общественном месте. Или показать сиськи, или голую задницу. Или искупаться нагишом.

Бабушка, которая практически ее и воспитала, делала особый упор на разные опасности, вытекающие из недостатка женской скромности.

– О-о-о, это мощно! А ты крутая штучка! Все это, кстати, подпадает под постановление семь-четыре-два, параграф три о публичном обнажении.

Би недоуменно заморгала. Это она-то – крутая штучка? И что, действительно существует официальный запрет на публичное обнажение?

– Да ты только сейчас все это выдумал!

– Ей-богу! Истинная правда! – положил он ладонь на сердце. Однако при этом расплылся в такой улыбке, что Би все равно ему не поверила. – А что еще?

– Хм-м… – Она изо всех сил напряглась, чтобы придумать что-нибудь совсем отвязное. – Я бы хотела что-нибудь очень лихое выкинуть на своей машине – к примеру, рвануть с места так, чтобы сжечь резину, или же поучаствовать в драг-рейсе[5].

Ее отец всегда считал верхом безответственности рискованное, лихаческое вождение. Чем в его понимании было превышение скорости больше чем на пять миль.

– Угу, – кивнул Остин. Он сунул в рот еще кусок панкейка, прожевал, проглотил и наконец продолжил: – Есть пара пунктов и насчет такого. Опасное вождение. Номер два-шестьдесят два. И нарушение общественного порядка – номер четыре-один-девять тире десять. – Его язык на мгновение высунулся, готовясь слизнуть блестящий на губах кленовый сироп. – Что еще? Ты не стесняйся, проверь как следует мое знание городских и окружных законов.