Нарушенная клятва

— Нет, я должна… Ведь речь идет о твоем положении в графстве.

— Ко всем чертям графство!

— О, Мэтью! — Она покачала головой. — Ты можешь проклинать графство сколько душе угодно, но… тебе никогда не простят этого.

— Нет! Тысячу раз нет! — выкрикнул он. — Так, как было с отцом, больше не будет. У нас с тобой так не будет, нет, нет! Мы обвенчаемся, Тилли. Я хочу, чтобы ты была моей, я хочу владеть тобой! Да, владеть тобой. Ты будешь принадлежать мне по закону. Вбей это себе в голову: ты должна быть моей, должна принадлежать мне. Какое мне дело до графства? Черт бы его побрал со всеми потрохами! Даже если бы остались здесь! Но мы не останемся, мы поплывем в Америку. А там никто и ничего не будет знать ни о нас, ни о нем. — Мэтью кивнул в сторону Вилли. — Я женился на вдове с ребенком — это все, что людям нужно знать. Какое тебе дело до этого проклятого графства? Послушай, — он сжал ее руки в своих руках, — я знаю, что ты заботишься только обо мне, как заботилась об отце, когда отказывалась выйти за него. Но я возьму тебя только как жену. И если понадобится, я потащу тебя волоком в церковь, или в мэрию, или куда угодно, лишь бы там записали, что мы муж и жена, и скрепили это печатью, прежде чем мы отправимся в путь. Ясно… Троттер?

Она тускло улыбнулась:

— Да, мистер Мэтью.

— О, моя дорогая, моя милая Тилли! — Он нежно привлек ее к себе. — Знаешь, мне никогда не нравилась твоя фамилия, да и имя Тилли тоже. С того дня, когда мы поженимся, я буду называть тебя Матильда. Это звучит как-то очень по-домашнему — Матильда и ничего не говорит ни о твоей красоте, ни о твоем очаровании, поэтому ни одному мужчине и в голову не придет интересоваться женщиной, которую зовут Матильда Сопвит.

На сей раз ее улыбка была чуть больше похожа на улыбку:

— С того дня, как ты начнешь называть меня Матильдой, я начну называть тебя Мэтом.

— Отлично! Отлично! Мне это нравится… О любовь моя, любовь моя!

Она снова была в его объятиях, когда дверь распахнулась и вбежавшая Кэти чуть не упала от изумления.

— О Господи! — воскликнула она.

Девушка уже было выбежала из комнаты, но Мэтью, вскочив, силком втащил ее обратно и подтолкнул к Тилли:

— Кэти Дрю, ты имеешь честь первой узнать, что твоя подруга обещала стать моей женой.

— Ч…что?!

Тилли постаралась спрятать улыбку: настолько забавно выглядело исполненное наивного недоверия лицо Кэти и настолько похоже было ее бормотание на заикание Джона.

— То, что слышала! А теперь, Кэти Дрю, можешь идти вниз и передать эту новость своей дорогой матушке, а также всем, кого встретишь на пути. Еще можешь сказать им, что четвертого июля ты отплываешь вместе со своими хозяином и хозяйкой в Америку в качестве няни юного Вилли. — Мэтью кивнул в сторону ребенка, а когда рот Кэти снова открылся, чтобы пробормотать: «Что?» — он погрозил указательным пальцем у нее перед носом. — И отвыкай от этого глупого «что». Привыкай говорить: «Прошу прощения». А теперь ступай.

Кэти, не переставая таращиться то на Мэтью, то на Тилли, пятясь вышла из комнаты; все, что она могла произнести когда уже стояла в дверях, было:

— Э-эх!

Наконец дверь за ней закрылась, они переглянулись и Тилли тихо спросила:

— Это правда? Ты не шутил? Ты на самом деле хочешь взять ее с собой?

— Конечно, правда. Тебе же нужно, чтобы кто-то помогал присматривать за ребенком, а мне нужно, чтобы моя жена хотя бы время от времени принадлежала только мне. — Мэтью снова взял в ладони ее лицо, но она, высвободившись, посмотрела туда, где, посасывая пальчик, мирно лежал Вилли, и ее глаза опять погасли:

— Слепой… — прошептала она. — Как он будет жить?

— Он привыкнет, — голос Мэтью звучал тихо и серьезно, — а мы всегда будем рядом с ним. Но знаешь, — он погладил ее по щеке, — эти глазные доктора теперь делают настоящие чудеса: они вставляют в очки такие стекла, что даже крохотное пятнышко человек видит так, как будто смотри на него в телескоп. Послушай, завтра я сам займусь этим. Мы найдем лучшего врача во всем графстве. Не тревожься, с ним все будет в порядке, ведь он немного видит одним глазом. — Мэтью замолчал, потом, вглядываясь в ее затуманенные глаза, спросил: — Ты любишь меня, Тилли? Ты правда любишь меня? Я чувствую, что любишь, но хочу, чтобы ты сказала это вслух. Сколько раз ночами я представлял себе, как ты говоришь: «Мэтью, Мэтью, я люблю тебя». И даже когда мы с тобой готовы были вцепиться друг другу в горло, что-то во мне кричало: «Скажи это, Тилли! О, скажи, что ты любишь меня». И сейчас я хочу услышать эти слова.

Теперь она сжала в ладонях его грязное от угольной пыли и дождевых струй лицо и нежно проговорила:

— Я люблю тебя, Мэтью Сопвит. Я люблю тебя. Я не знаю, когда это началось, знаю только, что ничего подобного я никогда не испытывала ни к кому другому — даже к твоему отцу.

— Тилли! Тилли! — Голос Мэтью дрогнул.

Он поднял ее на ноги, и ее хрупкое тело словно утонуло в его могучих объятиях, Тилли поняла, что на радость ли, на беду ли, но она хочет всегда оставаться там.

Глава 7