Нас называли ночными ведьмами. Так воевал женский 46-й гвардейский полк ночных бомбардировщиков

«…Мы стоим сейчас на том месте, где горел костер в школьном дворе. Сюда мы бросали мешки с боеприпасами и продовольствием. Недалеко от школы — белый обелиск. На нем, кроме «Вечной славы героям…», мы ничего не нашли. Про десант — ни слова. Не ожидали. Неужели нельзя было уместить здесь несколько конкретных слов о защитниках «Огненной земли»? На песчаном берегу загорают, купаются десятка два отдыхающих. Тут же, против обелиска, в прибрежной полосе, из воды выглядывают остовы затонувших катеров или барж. На них в штурмовую ночь приплыли с таманского берега отважные десантники и вгрызлись в немецкую оборону. Море давным-давно смыло кровь с песка, а жители захоронили убитых, и только черные остовы безмолвно свидетельствуют о драматических событиях военных лет. Но знают ли об этом те вон отдыхающие? Вот ты, юноша в красивых плавках, лежишь на теплом золотом песке, из портативного приемника звучит веселая музыка. А ты знаешь, что двадцать лет назад твой сверстник лежал на этом же месте с гранатой в руке и на него лились не ласковые солнечные лучи, а свинцовые пули врага? Может быть, ты и не знаешь. А нужно, должен знать… Если на обелиске было бы что-нибудь написано о десанте, то ты непременно запомнил бы те слова и в трудную минуту (кто знает, может, и случится такая) они помогли бы тебе найти в себе силы и мужество».

* * *

Задание — бомбить Багерово, железнодорожную станцию западнее Керчи. Сюда приходят немецкие эшелоны, подвозят к фронту оружие, снаряды, подкрепления.

…Некоторое время самолет летел выше облаков. Светила луна.

— Пора снижаться, — сказала мой штурман Нина Реуцкая.

Мы вышли из облаков на высоте 500 метров. Маловато… Перед нами, как на ладони, лежала станция. Наш По-2 тоже был отлично виден с земли. Я знала — нам будет жарко: на высотках стоят прожекторы, зенитки. Сейчас они затаились и молчат, выжидают…

Это действует на нервы. Пора… Еще секунда… Нет, две… Что же они медлят!

В таких случаях у меня в желудке появляется ощущение холода, как будто я проглотила лягушку. Лягушка — это страх. Обыкновенный противный страх, который нужно преодолеть: все равно я пройду через все то, что меня ждет.

Включились четыре прожектора. Рявкнула первая зенитка. Вторая… Яркие вспышки окружили самолет. Я выдерживаю курс: Нина бомбит по эшелону. С сухим треском рвутся снаряды. Пахнет порохом, гарью. Бросая самолет то в сторону, то вниз, стараюсь избежать прямого попадания.

Мы уходили на север, в море. Прожекторы не отпускали нас, пока мы не оказались низко над водой. Лучи совсем легли на землю. Наконец, погасли. Нина сказала:

— Наташа, посмотри на плоскости.

Я увидела две большие дыры в нижнем крыле, насквозь просвечивало верхнее, лонжерон перебит, болтались как флаг куски перкали. Но самолет летел, и все страхи были позади. Вдруг ноги мои затряслись, запрыгали, стуча о пол кабины. Я прижала руками колени — не помогло. Постепенно все прошло. Теперь мы летели в чистом небе — никакой облачности. Мирно светили звезды. Впереди на земле уже виднелись три неярких огонька. Там нас ждали. Там был наш дом.

* * *

Мы стоим вдвоем на крутом берегу и слушаем шум моря. Над нами проносятся тучи, свинцовые, почти черные. В частые просветы проглядывает на короткое время солнце, и снова набегает тень.