Нас невозможно убить (СИ)

И раз позволено, естественно, влетела на него, обхватив крепкую талию ногами. Казалось, этому громиле ничего не стоило держать моё пятидесятикилограммовое (отожравшееся на домашних харчах на четыре килограмма) тельце на себе. Я кайфовала от его поцелуя, который не просто был сладким, но и ещё колючим. И пофиг, что нижняя часть лица будет похожа на спеющий фрукт красного цвета. Мне хорошо, мой Дикий обнимает так, что перехватывает дыхание от волнения и возбуждения. Этот мужчина, как наркотик. И не приведи Господь, чтобы у меня его когда-нибудь отобрали. Выгрызу!

— Так, хитрюга, у меня ещё один подход, — заявил Разумовский, перехватывая мою руку, которая уже хотела залезть к нему в штаны. Вот гадкая конечность! Вечно меня предает. Хотя, когда этот мужчина рядом, меня все органы отказываются слушать, особенно голова. Кажется она давно на меня махнула рукой. Бесполезное дело бороться со сгустком гормонов.

— Вот можешь ты обламывать, Андрюша, — надула я губки и сделала бровки домиком.

— Хочешь полапать меня, залазь наверх.

— Что прямо можно? — не поверила я.

— Можно, — улыбнулся Разумовский одной из своих обезоруживающих улыбок.

— Что, прям вся? — не унималась я.

— Если хочешь, за домом есть топор. Можешь избавиться от ненужной тебе части.

— Очень смешно!

— А ты не тупи, малышка! Ложись! Посмотрим, насколько ты неподъемная ноша.

— Ох, Дикий, зря ты так с Барышниковой. Это будет самое тяжелое отжимание за всю твою жизнь, — предупредила я, укладываясь поверх его спины. Никогда себя так не чувствовала неуверенно. Но лица настоящая леди терять не должна в любой ситуации.

Один… Я вскрикиваю, пытаясь удержаться на широкой спине Разумовского. Два…ещё один окрик, но, кажется, я уже начинаю ловить ритм и пробовать сохранять равновесие. Три…Господи, помоги! Четыре…Хм, прикольно! Но, лошарка…кхе-кхе…лошадка! Пять…

— Не тяжело?

— Конечно, тяжело! Не сбивай, — заявляет Разумовский. Ах ты, погаец! Пальцы вместо того, чтобы цепляться за него, начинают хаотично двигаться. Несколько дней назад мы выяснили, что этот громила боится щекотки.

Бой окончился моей полной победой и его апелляцией. В кровати в этот раз тоже победила именно я, разгромив Разумовского в пух и прах. Девочки сверху!

— Скучал? — хитро улыбнулась, устроившись на его вздымающейся груди.

— Очень, — он запускает пальцы в мои волосы и целует, притягивая лицо ближе. — Через несколько дней все закончится и мы сможем спокойно куда-нибудь уехать, пока не утихнет этот накал страстей.

— Ого! А как же спросить моё мнение?

— А ты разве откажешься проводить со мной двадцать четыре часа в сутки, нежится на солнце, купаться.

— Господи, иногда меня бесит твоя самоуверенность, — толкаю я его кулачком. Нет, я лукавила. Не было у меня никогда мужика, кроме папы, конечно, которому бы хотелось подчиняться, слушать его мнение, внимать этому самому мнению.

— Не правда, — расплылся в довольной улыбке Андрей, — ты любишь меня.

— Ой, ли! — сощурила я глазёнки, понимая, что он попал в точку.

— А ты скажи, глядя прямо мне в глаза, что я не прав.

— Ты хочешь признаний? Нет уж, Дикий, тебя и так слишком много сейчас в моей жизни. Если я ещё буду признаваться в любви, то точно не выкарабкаюсь. И вообще, — решила я сменить тему, — хотела спросить, это сильно больно, когда тебя колошматят на ринге?

— Больно, — признался Андрей, — но потом, когда уже адреналин угасает и ты начинаешь приходить в себя. А вместе с тем твое тело начинает чувствовать. Но знаешь, это уже не важно. Это адреналин, от которого ты становишься зависимым. Особенно если побеждаешь. А если нет, то тут уже азарт, что ты можешь быть не хуже тех самых парней, которых восторженно встречает толпа. И в этот момент, когда ты победитель, когда начинают саднить все раны, не важно ничего, кроме того, что тебя приветствуют стоя зрители за то, что ты показал хороший бой.

— Я хочу.

— Что ты хочешь?

— Вот так, под ревущую толпу и в клетку. Девушки ведь дерутся?

— Еще как. И чаще всего на разогреве. Но нет. Тебя бы я никогда туда не пустил.

— Почему? — недоумевала я.

— Это жёсткий спорт, а я слишком тобой дорожу, чтобы позволять кому-то причинять тебе боль.

— Дикий, а в тебе оказывается прям спит романтик, — съерничала я, только потом присосалась к нему пиявкой с поцелуем. Ну, не могла я по-другому реагировать. Нет бы умиляться и говорить что-то подобное в ответ, я всегда отгораживалась стеной сарказма. И как ему ещё это не надоело, когда меня начинало раздражать? Загадочная мужская душа.

Через час меня снова ждала тренировка. На этот раз под руководительством ещё одного тренера. Да-да, в школе было три тренера. Вот как раз с Игорем я ещё не пересекалась так близко. Он занимался младшими группами в основном. В лагерь он не ездил, решив взять отпуск, а теперь вот по очереди с Андреем тренировали молодежь и взрослых мужиков, которые приносили школе неплохой доход.