Нас позвали высокие широты

С рассветом обошли мыс Моржовый, и перед нами открылась панорама совсем узкого пролива, ширина которого сопоставима с высотой окрестных гор — то и другое в пределах километра. Открывшаяся картина пока мало совпадает с летним описанием Русанова: «Кто проходил Маточкиным Шаром, тот, вероятно, никогда не забудет удивительной красоты дикой и величественной панорамы, которая там постепенно развертывается. Сколько прелести и разнообразия в сочетании зеленых морских волн с обнаженными и разноцветными горными складками, со снегом и ледниками». Пейзаж начала зимы здесь больше напоминает своей тональностью библейские гравюры Дорэ. В остальном, как и во времена Русанова, хватает и дикой красоты, и величия, в ночное время с оттенками мрачного и в меру таинственного. Пока мы остаемся в роли наблюдателей в попытках постигнуть непостижимое.

Привлекают внимание постройки в устье реки Шумилиха на южном берегу: база геологической экспедиции НИИ геологии Арктики, представители которого немало потрудились на берегах пролива еще с послевоенных времен. На северном мы только что миновали горы Вильчека с пиком Седова и ледником Третьякова в одном из разлогов, помню об этом в одном из описаний Русанова. Очередной ориентир дальше к востоку — губа Белушья, место многих трагедий: здесь буквально вымирала от цинги экспедиция Федора Розмыслова в середине XVIII века, первая научная (точнее, гидрографическая) на Новой Земле. Относительно недавно, всего–то в 1932 году, поблизости произошла первая авиационная катастрофа на архипелаге, причем по сугубо новоземельской причине. Страшные местные ветры типа боры (известной на Большой земле по Новороссийску) буквально сбросили в воды пролива летающую лодку «Дорнье- Валь», причем погибла половина экипажа. Проходим бро–шенную обсерваторию Маточкин Шар, построенную лишь в 1923 году, от которой остались длинный наполовину разрушенный дом и остатки антенного хозяйства Вскоре вдали показалась действующая полярная станция Мыс Выходной с характерным ветряком, где нашему судну предстояло разгружаться и провести смену зимовщиков. Поскольку все то лее самое ожидало нас в Русской Гавани, понятен наш интерес к этой процедуре.

Наше пребывание у полярной станции (полярке, на принятом у наших спутников сленге) Мыс Выходной заняло примерно трое суток и оказалось показательным на будущее, продемонстрировав нам зависимость выгрузки от волнения в море и наката на берегу. Он может возникнуть и в безветрии, в условиях зыби в открытом море. Сейчас, правда, это маловероятно из–за начавшегося ледообразования. В нашем положении что накат, что лед — одинаково плохо…

О начале выгрузки возвестило повизгиванье судовых лебедок, обслуживающих грузовые стрелы, которыми «вирают» дори и кунгасы, загромождающие палубу, вываливая их за борт, и затем осторожно «майнают» их в стылую черную воду. Затем в грузовых сетках (наподобие гигантских сумок-авосек) на эти плавсредства выгружают разнообразное содержимое трюмов. Наконец, в последнюю очередь по свисающим с фальшборта штормтрапам в кунгасах и дори занимают свои место и люди. Вместо обезьяньего лазанья по штормтрапу некоторые полярницы предпочитают покинуть судно в грузовых сетках, устроившись на первом подвернувшимся ящике и с выражением ужаса взирая на окружающую нецивилизованную действительность.

День 15 октября ушел на разведку побережья, поиск подходящих мест для выгрузки и т. д. Удалось только сменить отзимовавших на новичков. В обмен на пополнение с берега доставили молодую семью с грудничком — похоже, Арктика не отменяет отношений мужчин и женщин, обычных для Большой земли.

К доставке грузов на берег с наступлением темноты так и не приступили. Зато весь следующий день слышался бодрый перестук моторов наших дори, сновавших от судна к берегу. В последующие дни выгрузка как будто наладилась, временами прерываясь из–за налетавших с Карского моря снежных зарядов, сопровождавшихся волнением и слепившими людей струями снега. К 20 октября, однако, стало заметно холодать, в море появились признаки шуги. В ожидании ухудшения условий плавсредства подтянули к борту, но оставили на воде… Но когда вой ветра и плеск волнения достиг своего предела, подняв плавсредства на палубу, пришлось перейти в губу Белужью, с намерением ввернуться к Выходному с улучшением погоды. И даже вернулись, чтобы убедиться в невозможности выгрузки… Между тем на севере Новой Земли кромка дрейфующих льдов смещалась день за днем к югу, угрожая оставить тамошние полярные станции без смены зимовщиков и завоза свежих овощей. Судьба северного завоза опять оказалась на грани.