Наш Артем

Свисток, протяжный, с переливами. И тут же, в ответ, мощный рев локомотива. Артем не видел паровоза в этой тьме, но как только состав тронулся, темноту стали прорезать огненные сполохи. Вспыхнут угольно-красной молнией, и еще гуще тьма, потом новая вспышка. Артем знал — это кочегар открывает топку, шурует по колосникам. Но что за ерунда — ужель здесь паровозы топят дровами? Артем потянул носом. Так и есть. Вот уж матушка Русь. Конечно, дров вдоль сибирской магистрали сколько угодно, но ведь тяга-то у паровоза на дровах, что у клячи, пары как следует не подымешь. А ведь профиль дороги сложный, ой как парок пригодится. Он давно слышал, что на кругобайкальской и забайкальской дорогах самое большое число катастроф, и не только по России, а в мире. Это и понятно — дорога то в гору, то под гору. А в гору нужен пар да пар. Не хватило — поедешь вниз, никакие тормоза не удержат. Дорогу строили скверно, разворовали все, что можно было разворовать. Шпалы облегченного типа. Да они выскочат, как только по ним с сумасшедшей скоростью покатится вниз какой-нибудь товарняк.

Кочегар, видно, переусердствовал, и Артема окатил сноп искр, вырвавшихся из трубы, несмотря на предохранительную сетку. Сразу запахло паленой материей. Но Артема это мало заботило — дождь погасит, если где что затлеет.

Хотелось есть и спать. Но ни того, ни другого делать не следовало. Спать — это верная смерть. А если поесть, то на сытый желудок и не заметишь, как уснешь. А так он урчит и побаливает, отгоняя сон.

Артему повезло. В первую же ночь товарный состав почти без остановок отмахал двести верст. Теперь Артем наверняка оторвался от возможных преследователей, исчез, и следов нет.

Утром, когда поезд подходил к очередному разъезду и по всему было заметно, что он тут остановится, Артем спрыгнул с подножки тормозного вагона.

Глухо отдалась боль в ноге, хлестнуло по лицу мокрыми ветвями. Вдали затихал перестук вагонных колес.

Тихо-тихо вокруг. Дождь кончился, но солнце так и не пробилось сквозь облака. За опушкой леса слышался приглушенный лай собак. Что-то поскрипывало — похоже на колодезный журавль.

«Куда это меня занесло?» — подумал Артем, поднимаясь с земли и оглядываясь. Кругом стоял лес, в котором широкой просекой зияла железная дорога. Вдали попыхивал локомотив. Так они пыхтят, набирая воду. Что же — нужно двигаться к разъезду. Но сначала пить. Отыскать в этом лесу родник — дело безнадежное, а вот чистую лужу после ночного дождя он обнаружит обязательно.

Пока искал лужу, проглянуло солнце, и лужа сама нашла Артема, призывно посветив ему солнечным зайчиком.

Артем наклонился над зеркальной поверхностью и тут же отпрянул. Ему показалось, что из лужи на него глянул какой-то земляной черт. И с такой физиономией он собирался идти на разъезд?

Спасибо луже.

Напившись, Артем долго и тщательно скреб лицо, уши, шею.

Проехать на крыше вагона двести верст под дождем и потоками паровозной гари — удивительно было бы, если бы он не походил на негра.

Окончив умывание, Артем нашел по соседству еще одну лужу с незамутненной водой, придирчиво осмотрел себя и остался доволен. Этакий сибирский кряжистый дядя, в меру обросший, прибыл на разъезд, чтобы двинуть куда-либо по железке в поисках подходящей работы.

На разъезде было пусто. Ни дежурного, ни жандарма. Два мужика сидели на деревянных сундуках и неторопливо мусолили козьи ножки. Они без всякого любопытства посмотрели на Артема, поклонились в ответ на его приветствие и вновь задымили.

Артем не курил. Но иногда для пользы дела нужно было и подымить с людьми.

— Братцы, не одолжитесь махорочкой, моя под дождем в кашу превратилась.

Мужики переглянулись, тот, что выглядел немного помоложе, достал кожаный кисет и протянул Артему.

И тут Артем сообразил, что сказал глупость. Ну конечно же, заядлый курильщик прежде всего сбережет от дождя табак и спички. А если нет спичек, то обязательно имеется кресало, трут или, на худой конец, пеньковый канат. Их берегут в жестяной коробке.

Артем неумело скрутил огромную козью ножку, прикурил… и тут же задохнулся. Мужики дружно заржали:

— Курец! Табак зазря переводишь!

— Да уж больно он у вас крепкий.

— Обыкновенный.

— Куда это вы собрались, с сундучками?

— Вот ожидаем энтого, как его называют…

— Пассажирского?

— Да нет, ну с переселенцами что тащится.

— Эшелон?

— Во-во!

— А должен быть?

— Второй день дожидаемся, там родня наша, а мы, значит, спереди были, места смотрели. Да вот вишь и не высмотрели. Ноне далее подадимся.

— На таком разъезде эшелон может и не остановиться, если перегон свободен.

Мужики испуганно поглядели на Артема. Видать, городской, раз махорку не сумел скурить. А городские, они чего не знают…

— Беда!

— Да вы погодите лазаря петь, расспросить начальство нужно.

— Тут один в красном картузе к поездам выходит. Что день, что вечер, а он завсегда пьяненький, только дай бог на ногах удержаться.

— Пошли. В случае, скажите, что я тоже ехал с вами.

— Ладно!

Дежурного они обнаружили спящим в крохотной каморке.