Наш бронепоезд. Даешь Варшаву!

Нужно помочь. Пашка наконец сунул револьвер в кобуру, снял со спины карабин и полез на склон. Позиция выгодная – вроде никто не видит, и склон здесь невысок. Подниматься на ноги Пашка не стал, пополз вдоль кромки обрыва на пузе, полынь лезла в лицо, пыльно щекотала нос. Пулемет грызся где-то рядом. Сколько их там? Поднимать голову не хотелось. Оказалось, зря – трава неожиданно кончилась, Пашка чуть не свалился в наскоро выкопанный окопчик. В соседнем – в двух шагах – содрогался в длинной очереди «максимка», над кожухом дрожал раскаленный воздух. Мелькнуло озлобленное лицо, повернулось на Пашкино движение – дернулась рука к лежащей на бруствере винтовке. Пашка навскидку бахнул из карабина. Офицер дернул головой, замер.

Пашка сполз в неглубокий окопчик, отодвинул убитого. Тот сопротивлялся, как тяжелый мешок, под ноги, звеня, осыпались гильзы. На ощеренных зубах убитого блестели нити слюны. Тоже прапорщик, чуть постарше Германа.

Стоило начать поворачивать пулемет – над щитом просвистели пули. Пашка, бормоча ругательства, схватил чужую винтовку, вскинул прикладом вверх. Больше не стреляли. Пашка довернул пулемет, стараясь не обращать внимания на кровавые брызги на затыльнике, выпустил остаток ленты по дальней части балки. Скорее для острастки – там смутно мелькали удирающие беляки.

Отпустив нагретые рукоятки, Пашка вытер ладони о шаровары. Посмотрел вниз – Катерина уже выбралась из-за подбитых двуколок и бричек, пригибаясь, с двумя пистолетами в руках, своей диковинной кошачьей походкой скользнула к лошадям. Там же рядом стоял на пробитых шинах потрепанный «фордик». Вокруг валялось с десяток тел – свалилась, значит, Екатерина Георгиевна, беднягам прямо на голову, да и проморгаться не дала.

Глухо грохнуло – Пашка стукнулся носом о пулемет. Над выходом из лощины поднимался высокий столб дыма – ага, «англичанин» спекся. Его мелкий собрат все дымил – как бы тоже не рвануло. Снаряды-то в нем имеются.

Пашка вытащил из «максима» ударник, сунул на всякий случай в карман и полез вниз. Пересекать лощину между валяющихся тел было неловко – так и казалось, что шевельнутся. Пашка держал карабин на изготовку. Вынырнула Катерина с каким-то свертком под мышкой:

– С пулеметом ты грамотно. Такая меткая гадюка сидела.

– Прапор ихний, – пробормотал Пашка. – Хорошо, сам-один был.

– Ну и славно, давай-ка наверх.

Забрались на косогор. Герман сидел в россыпи гильз, обматывал серым бинтом плечо красноармейца. Боец мычал и скрипел зубами – пуля раздробила ему ключицу. Штабс-капитан, ссутулившись, курил поодаль, у окопчика.

– Дай-ка я, – Катерина извлекла из своих неисчерпаемых карманов бинт, принялась ловко заматывать плечо. – Поторапливаться нужно, пока нашего «Лёву» совсем не раскромсали.

Действительно, пощелкивание рвущихся в развороченном танке патронов перекрыло сдвоенные разрывы снарядов гаубицы. Батарея продолжала нащупывать бронепоезд.

– Господин штабс-капитан, – позвала Катя. – Идемте.

Штабс-капитан, не оборачиваясь, неопределенно махнул рукой и не торопясь зашагал прочь вдоль кромки обрыва.

– Он там наблюдателей гранатами накрыл, – пробормотал Герман. – Связкой. Ну и…

Катерина поспешно выпрямилась, пошла за офицером. На ходу мельком глянула в развороченный окоп, ускорила шаг.

– Господин штабс-капитан!

Офицер, по-прежнему не оглядываясь, легко спрыгнул вниз в лощину.

«К своим, что ли, намылился?» – удивился Пашка.

Хлопнул револьверный выстрел.

Катя с разбегу сиганула в балку.

Пашка и Герман переглянулись.

– Идейный был штабс, – прохрипел раненый красноармеец. – Оно и верно, своих-то рвать не каждый сможет.

Катя выбралась обратно, в руках документы и портсигар с монограммой.

– Рано он в отставку подал. Дурак. Видно, дома никто не ждал.

– Дом? Да что это такое, Екатерина Георгиевна? – прошептал Герман.

– Дебилы вы! Шанс же есть. У каждого есть! Что ж вы, вашу мать, втридорога, распинай вас…

Катерина материлась, пока шли вдоль кромки обрыва. Красноармеец обхватывал Пашку за шею, кряхтел, слушая сложные загибы. Подальше обошли чадящего «англичанина», дверца спонсона была распахнута, оттуда свисало что-то неопределенное, похожее на корягу. Пашка с ужасом увидел еще одну «корягу» поближе, торчала скрюченная птичьей лапкой рука, сквозь чад долетал запах свежеподжаренной свинины.

– Катерина Георгиевна, они же… – с ужасом пролепетал Пашка.

– Не смотри, – буркнула командирша. – Насмотришься еще. Когда они пехоту на траки наматывают – тоже натюрморт шикарный выходит. Технический прогресс, господа-товарищи.

«Товарищ Троцкий» стоял окутанный дымом. Прямым попаданием добило заднюю бронеплощадку. Пылали вагоны конюшни и кухни. Прошитый осколками «черный» паровоз окутывали клубы пара.