Наш Калиныч

— Знакомьтесь. Мой друг из лафетно-снарядной, — представил Калинин членам политического кружка Ваню Татаринова. — Теперь у нас четыре Ивана и три Ивановича. Но, думаю, путаницы не будет: новичка назовем «Тюбетейка».

Руководитель кружка вместо фамилии новенького нарисовал в списке какие-то иероглифы — тюбетейку да еще тонкую длинную иву.

— Знаете ли вы, юноша, о том, что открыть нашу тайну — нарушить верность рабочему классу? — с некоторой суровостью спросил Татаринова хозяин квартиры, пожилой рабочий-туляк Дронов.

— Знаю.

— Можешь поклясться хранить тайну?

— Родным отцом и матерью клянусь! — ответил Ваня.

Руководитель кружка спросил:

— Какая у тебя подготовка?

За Ваню ответил Калинин:

— Отлично знает причины падания Парижской коммуны. К тому же любит Надсона. И сам пишет стихи.

Тут все попросили Ваню прочитать что-нибудь.

— «Вольного рабочего», — предложил Калинин.

Ваня Тюбетейка положил на стол руки и начал:

Улицей темной шел вольный рабочий,Опустив воспаленные очи.Волен о рабстве он петь,Волен по свету скитаться,В каждые двери стучаться,Волен в тюрьме умереть…

Собравшимся стихи пришлись по душе. Затем начались занятия.

Руководитель выслушивал суждения членов кружка, ставил отметки.

Больше всего стояло плюсов против Куста — знак Калинина. Хорошие отметки получали Кувшин — знак Вани Кушникова — и Перо, невысокий белолицый юноша Антоша из конторы.

…Руководители кружка менялись. К молодым рабочим пришла фельдшерица Юлия Попова в строгой кофточке, с густой темно-русой косой до пояса. Она повела занятие остро, весело. Рассказала, что делалось за границей: в Англии, Франции, Германии. Рассказала о Марксе, Энгельсе. Слушать ее было интересно.

Но занятия политического кружка однажды прервались. В городе начались волнения студентов, и Юлию арестовали.

Кружковцы решили: будем заниматься самостоятельно.

— Выбирайте старшего, — предложил Дронов.

Когда стал вопрос о старшем, все посмотрели на Мишу Калинина. Хотя он и молод, но знания имеет, житейского опыта понабрался и в кружке шел первым.

Так на Путиловском заводе родилась политическая группа из смелых и отважных борцов за рабочее, революционное дело, которой стал руководить Михаил Иванович Калинин.

ОГНЕВКИ

Огневка — это небольшая бабочка. Порхает она туда-сюда, отыскивает распустившийся цветок и пьет нектар из его венчика.

Когда из «Союза борьбы» пришло указание готовиться ко дню Первого мая, с Путиловского запросили:

— Будут огневки?

Им ответили:

— Огневки будут. Сделайте так, чтобы эти «весенние бабочки» разлетелись по всем мастерским.

Михаил Калинин сказал членам своего кружка:

— Надо нам выходить за рамки кружковой работы. Рабочие недовольны условиями труда, штрафами, недовольны мастерами, которые унижают и оскорбляют их. В праздник Первое мая проявим себя. Огневки нам надо суметь раздать так, чтобы все они, как драгоценные зерна, попали на всхожую почву. Распространим их среди рабочих и постараемся не угодить в руки охранников.

На очередном занятии кружка Ваня Кушников учил товарищей.

— Листовки надо бросать с верхних переходов, с кранов, с антресолей, — говорил он, собирая нарезанную бумагу и уравнивая ее края.

Затем он снова занес листовки над головой, взмахнул, и бумажки, словно бабочки, разлетелись в разные стороны.

— А теперь вы по очереди, — предложил Ваня товарищам.

У одних получалось хорошо, у других хуже. Но всех поразил своей ловкостью молодой здоровяк рабочий из кузницы Василий. В политическом кружке он не состоял, но за рабочих заступался, прохватывая мастера Гайдаша и смотрителя Чача в злых и остроумных частушках. Поэтому товарищи ему доверяли.

— Что я, без понятия, что ли! Аль кровь во мне другая? Будут пытать, вытерплю — у горна закалился… — принимая у Калинина большую пачку листовок, сказал он.

Думали, Василий ушел к паровозникам или судостроителям, а он разгуливал на базаре. Познакомился там с какой-то торговкой вареной печени и легкого.

— Эх, тетя, товар не знаешь, где сбыть? Шла бы к заводским воротам. Рабочие выйдут на полдник, сразу все разберут.

— Да где же это, родной?

— Пойдем, укажу. Только не жадничай, цену сбавь. Как звать-то?

— Матреной.

Он помог тетке перенести покрытый платком чугунок и посадил ее на скамейку невдалеке от проходной.

— Только вот что, Матрена, печенку и легкие надо завертывать в бумагу. Появится санитарный врач, может запретить торговлю.

— Где же мне набрать бумаги? Выходит, зря, касатик, ты обо мне пекся. Прогонит меня санитарный…

— Не бойся, с бумагой я тебе помогу.

Василий достал из-за пазухи пачку огневок, показал, как нужно завертывать чистой стороной, и пошел по мастерским: «У ворот дешевая печенка! Торопитесь, а то кончится…»

А торговка Матрена, осмелев, кричала:

— Ой, печенка лакома, на базаре плакала! Сюда пришла — своих нашла… На пятак — два кома!

Матрена быстро сбыла весь товар, а с ним ушли и листовки. Разохотившись, она и на другой день пришла сюда с чугуном. Но ее тут же забрали стражники.