Наш Современник, 2001 № 02

Вот и приходилось совмещать, чтобы заработать две, а то и три ставки. Тем более что ты уже в институт поступил, и тебе каждый месяц надо было посылать 150 рублей, а Наташа кроме школы училась за плату английскому языку и музыке. В конце сороковых — начале пятидесятых я не знала годами ни выходных, ни праздничных дней. Брала дежурства, где только было можно, оперировала до поздней ночи, а к 9 утра бежала в поликлинику, потом домой перекусить на ходу, потом в физкультурный диспансер или в фармацевтический техникум. Не понимаю одного до сих пор — как я могла выносить такие нагрузки! Но меня в Калуге как врача любили и знали.

Помню, как летом 1953-го после ворошиловской амнистии ко мне в железнодорожную больницу пришел главарь какой-то базарной шайки Иван, фамилию не помню, попросил, чтобы именно я его прооперировала. Рука у него была пробита пулей, которая засела в области таза. Слепое ранение. И рана уже нагнаивалась. Дружки ждали его в приемной. Я занялась им, но пулю никак не могла найти, так как у меня в это время не было рентгенолога: дело было в майские праздники. Ванька быстро затемпературил. И вот я сказала его дружкам: может начаться заражение крови, срочно нужен пенициллин, который в то время был большой редкостью, но они принесли мне через час коробку пенициллина. Температура быстро упала, и из гноящейся раны во время одной из перевязок мне удалось извлечь пулю. Иван выписался. А я после этого в городе была окружена особой заботой. У меня ничего из карманов не вытаскивали, портфель с зарплатой не резали, каждое дежурство я находила на столе букет цветов или флакон духов. А однажды, когда я шла на очередное дежурство, в скверике Мира мне повстречался Иван и стал расспрашивать, сколько я получаю. Когда мы распрощались с ним, придя в ординаторскую, я открыла портфель, а из него посыпались сторублевки — целых пять штук. Это, конечно, было делом его рук, он сидел рядом со мной, сворачивал трубочкой каждую бумажку и засовывал в мой портфель. Сделано это было артистически. Я ничего не заметила… До сих пор с благодарностью вспоминаю о нем, потому что он понял, как тяжело было мне зарабатывать на жизнь… Я ведь до той поры, как ушла на пенсию в 1962 году, ни в одном доме отдыха, ни в одном санатории ни разу не была…”

* * *

Память :

СЕРГЕЙ СЕМАНОВ. СУДЬБА БЕЛОГО ГЕНЕРАЛА — ДО И ПОСЛЕ КОНЧИНЫ

Имя генерала Скобелева уже при жизни было овеяно какой-то немыслимой славой. Его необычайно ранняя и такая нелепая кончина породила множество слухов и этой славе еще более споспешествовала. Популярность генерала в России и в Европе была тогда неимоверна и затмевала едва ли не всех тогдашних знаменитостей. Более того, в конце прошлого века и в начале нынешнего слава Скобелева в России ничуть не пресеклась, отчасти даже наоборот — вышло великое множество восторженных воспоминаний о нем, военно-исторических сочинений, статей в периодике, изданы были его приказы, письма и т. п.

Слава, которой было окружено имя Белого генерала, была сравнима только с прижизненной и посмертной славой великого Суворова, а в нашем ХХ столетии — со славой маршала Жукова. Действительно, великим уважением и любовью пользовались во всех слоях российского народа фельдмаршал Кутузов, лихой атаман Платов, покоритель Кавказа генерал Ермолов, герой-адмирал Нахимов, многие иные, но такой всенародной славы, как у Скобелева, им не выпадало — ни при жизни, ни после достойной кончины каждого из них.

Случайностей в исторических явлениях такого рода не бывает. Так в чем же тут дело?..

Ну, начнем с самого известного — отчаянно храбр был Белый генерал, получивший от солдат свое всесветно известное прозвище за то, что под вражеским огнем появлялся на коне перед боевым строем в белоснежном мундире — целься в меня лучше! И ни разу даже раны не получил. Но разве в русском воинстве боевой офицер редко отличался храбростью?

Был очень широко образован: закончил Академию Генерального штаба (тогда говорили Главного), знал несколько иностранных языков, много читал серьезной литературы, и не только по военным вопросам. Опять-таки спросим — ну и что? В ту пору в России высший офицерский корпус таковым и был, образованным и с широким кругозором. Вспомним хотя бы такие сюжеты в русской классике прошлого века

— “Войну и мир”, некоторые пьесы Чехова.