Наш Современник, 2001 № 09

В документе говорится, в частности: “Вследствие русско-турецкой войны 1806—1812 годов и продолжительного дипломатического торга, Бухарестским мирным договором (1818 г.) Россия расчленила государство Молдавию, аннексировав территории между Прутом и Днестром, искусственно распространив на ее название “Бессарабия”... 27 марта 1918 г. Сфатул Церий (совет страны) высказался путем голосования за объединение Бессарабии с Румынией... 28 июня 1940 г. СССР оккупировал силой оружия Бессарабию и Северную Буковину вопреки воле населения этого края... провозглашение 2 августа 1940 г. Молдавской ССР было актом расчленения Бессарабии и Буковины”.

Тем самым республика упраздняла себя самое в том виде, в каком она существовала до 23 июня 1990 года; а принятие данного постановления в контексте общей шумихи вокруг “пакта Молотова—Риббентропа”, как в пропагандистских целях стали именовать советско-германский договор о ненападении, открыто обозначает его роль в деле разрушения СССР, инструментом которого была и вся эта шумиха. Тем самым не Тирасполь, а именно Кишинев, по духу и букве права, совершил акт сецессии (отделения) от общего единого государства, верность которому и на сей раз подтвердило Приднестровье, 2 сентября 1990 г. создав ПМССР, заявившую о желании остаться в СССР. Такое же желание было высказано абсолютным большинством приднестровского населения на общесоюзном референдуме 17 марта 1991 года, тогда как в Молдове проведение референдума было сорвано.

Не учитывать всего этого невозможно, и мы вправе ожидать от нового руководства РМ ясного ответа на вопрос об оценке им постановления 23 июня 1990 г., сформулировавшего юридическое обоснование новой молдавской государственности. Коль скоро преемственность по отношению к нему сохраняется, сохраняется, вопреки утверждениям г-на Петровского, и вся система аргументов, разработанная Приднестровьем в защиту своей равносубъектности в составе общего с Молдовой государства. И, разумеется, при создании такого государства не может быть и речи о выкручивании рук Тирасполю.

Наконец — last but not least (последнее по месту, но не по значению) — нельзя не помнить о как будто бы вскользь упомянутой в постановлении Буковине. Вопрос этот уже является предметом трений между Молдовой и Украиной, а в самой Молдове, как и в Румынии, есть немало сторонников дальнейшего будирования этого вопроса. Противоправное заталкивание Приднестровья в

унитарную

Молдову, несомненно, усилит их напор в данном вопросе. А это, особенно в случае новых политических перемен в Молдове, исключать возможность которых было бы просто несерьезно, может породить цепную реакцию нестабильности в регионе, где равновесие базируется на системе взаимоувязанных между собой международных договоров: стоит вспомнить лишь вопросы Трансильвании или Добруджи. И результат погони за тем, что кому-то сегодня представляется выгодой, может оказаться печальным не только для Приднестровья.

* * *

В нижней части утвержденного 7 ноября 1847 г. герба Тирасполя по черному полю диагонально от правого верхнего угла проходит крепостная стена красного цвета. Она указывает на то, что город вначале был основан как крепость; по обе стороны от стены помещены по одному желудю — напоминание о дубовых лесах, когда-то характерных для ландшафта Приднестровья.

Однако сегодня они скорее вызывают в памяти “срубленный дуб в Беловежской Пуще”. Само же Приднестровье чем-то схоже, даже очертанием, с дубовым листком — тем самым, что “в степь укатился, жестокою бурей гонимый”. Уподобится ли РФ жестокосердной чинаре, тем самым порывая с родословием Государства Российского, со всей его историей? Исключить этого нельзя. Но тогда, рано или поздно, ей придется осознать, что она потеряла здесь и духовную крепость, лишь зримым выражением которой была “фортиция”, воздвигнутая Суворовым. Приднестровье станет искать свой путь в “мировое сообщество”, коль скоро его служение перестало быть нужным для России до такой степени, что она нашла возможным цинично подвергнуть блокаде столь беззаветно преданную ей землю в канун Дня Победы и 60-летия начала Великой Отечественной войны. Фантазии же российских “пикейных жилетов” на тему о геополитических выигрышах, сулимых сдачей Приднестровья, очень скоро обнаружат всю свою вздорность.

Правобережье Днестра никогда не играло и по определению не может играть той роли средоточия восточного “силового поля”, которая событиями тысячелетий засвидетельствована в Приднестровье. А закономерности подобного масштаба не подчиняются прихотям преходящих правителей. Если Россия действительно хочет сохранить свое влияние на юго-западном направлении, она не может не считаться с ними, и соответствующим должен быть алгоритм ее поведения с ПМР. Попытка же обмануть историю обернется лишь тем, что с новым изгибом Днестра на Запад завершится начавшееся почти три тысячи лет назад противостояние, создавшее саму возможность исторического бытия России.