Наш Современник, 2002 № 03

Неприятие Глазунова-педагога процветало и в Суриковском. На одном из просмотров кто-то из ненавистников насыпал по всей мастерской нафталину. Но глазуновцев-то была целая сплоченная группа, не то что я — один на один с целым училищем. Я старался изо всех сил, но меня резали по всем предметам. Ни о каком высоком училищном балле при поступлении в институт мечтать не приходилось. В результате на вступительных экзаменах мне не хватило всего 0,5 балла, и я оказался за бортом.

Промыкавшись всю ночь по Тверской, я наутро пришел в Калашный к Глазунову. Илья Сергеевич оставался моей последней надеждой. Из телефонной будки набрал номер. В трубке услышал голос жены Глазунова, Нины Александровны.

— Здравствуйте. Это Шаньков. Абитуриент. А Илья Сергеевича…

— Его пока нет… А что у вас случилось?

— Не прошел…

— Горе какое… Вы где сейчас?

— Внизу. У подъезда.

— Поднимайтесь. Седьмой этаж. Подождете Илью Сергеевича…

Едва взглянув на меня, Нина Александровна молча, как старого знакомого, попавшего в беду, повела на кухню отпаивать чаем. В квартире постоянно трещал телефон, и Нина Александровна, пододвинув ко мне масло, сыр и хлеб, предложила не церемониться и тут же оставила меня. Не успел я запихнуть бутерброд в разинутый рот, как она вернулась.

— Вы ведь, кажется, не были еще в мастерской Ильи Сергеевича?

Пока я соображал, заглатывая бутерброд почти целиком, о какой мастерской идет речь, Нина Александровна пояснила:

— Я сейчас поведу наверх двух господ, и вы тоже можете присоединиться.

В коридоре двое чрезвычайно солидных мужчин, видимо, так же, как и я, впервые посетивших глазуновский дом, на всякий случай почтительно поздоровались со мной за руку.

Нина Александровна вела нас мимо лифтов по крутой черной лестнице, казалось, на самую крышу. Внезапно загорелся свет и стало видно, что все здесь обито темным деревом и развешаны плакаты с выставок Глазунова. Вставив длинный диковинный ключ в маленькую дырочку огромной кованой двери, Нина Александровна с усилием толкнула ее, и мы, перешагнув порог, оказались в музее. Литье, иконы, старинная живопись, мебель, книги поплыли у меня перед глазами. Нина Александровна, не останавливаясь, увлекала нас за собой в глубь мастерской, пока мы не попали через узкий коридор в огромную башню, ту самую, что видно с Нового Арбата высящейся над морем домов подобно Ласточкину Гнезду. Здесь стены от пола до потолка были в иконах, над входом горбатился внушительных размеров резной деревянный наличник с двумя Жар-птицами. Крутая лестница с перилами устремлялась на антресоли к библиотеке с исчезающими в недосягаемой вышине потолка бесконечными полками, забитыми книгами. Голова моя закружилась: словно в сказочном сне, я очутился среди звонящих с антресолей колоколов и колокольцев, пыхтящих самоваров в медалях, выстроившихся на неохватной полке, скрежета мечей, блеска доспехов и ясных ликов древних образов.