Наш Современник, 2002 № 08

Такова чисто юридическая

оценка предложенного законопроекта “О борьбе с экстре­мистской деятельностью”*. Понятие экстремизма в нем остается расплыв­чатым, установление его факта — субъективным и произвольным решением комиссий по экстремизму, а наказание — превентивным и внесудебным. Президентский политтехнолог Г. Павловский со своим обычным цинизмом заявляет: “Я уверен, что принимается этот закон именно для того, чтобы он действовал на практике

. С этим связана его некоторая жестковатость и недостаточная юридическая респектабельность... Закон одновременно является сигналом судебно-следственным органам

об отношении руководства страны к покровительству экстремистской деятельности” (“НГ”, 10.6.2002).

 Таким образом, “практичный” и “сигнализирующий” закон открывает ворота не только местным злоупотреблениям чрезвычайных комиссий, но и централизо­ванному государственному террору против патриотических инакомыслящих, создавая давление сверху на судебно-следственные органы.

Закон не различает добро и зло

 

В более широком плане вообще нельзя не видеть, что в основу закона об экстремизме изначально положен двойной стандарт, ибо закон призван “защищать от экстремизма” конституционный строй и власть, возникшие экстремист­скими — неконституционными и нелегитимными — методами. Нынешняя демокра­тическая власть, утвердившаяся посредством самых крайних, беззаконных и преступных действий, полностью подпадающих под понятие экстремизма, не собирается применять этот закон к себе — иначе следовало бы отдать под суд и Ельцина, и многих его соратников в правящем слое.

Можно указать на множество их преступлений, которые остались безнака­занными:

— расчленение в 1991 году единого государства в Беловежской пуще —вопреки воле народа, внутреннему и международному законодательству (“наруше­ние суверенитета и территориальной целостности”);

— лишение народа его трудовых сбережений гайдаровской реформой и прихватизация народной собственности между избранными (“общественно опасное деяние”; “нарушения прав и свобод человека и гражданина”; “наделение незаконными преимуществами и подавление групп населения по признакам расы, национальности и убеждений”);

— расстрел парламентской оппозиции этим реформам в сентябре-октябре 1993 года (“применение насилия в целях достижения политической власти”);

— нелегитимное принятие новой конституции в декабре 1993 года, которое стало следствием государственного переворота, произвольно установленных Ельциным правил голосования и доказанной фальсификации итогов референдума (“незаконное изменение конституционного строя”).

Расследовать все эти преступления (стоившие нашему народу небывалых в истории жертв и потерь) на основании закона об экстремизме нынешние власти, конечно, не станут. Но тех, кто назовет преступников преступниками, — можно обвинить в экстремизме и посадить за решетку. Таков двойной стандарт этого закона с политической

точки зрения: это закон для защиты неправедной власти от политически действенной и жертвенной части нашего ограбленного и униженного народа.

Не менее очевидна и принципиальная духовная ложь этого закона. Он наглядно выявляет основной порок демократии западного типа: в законе не проводится различие между истиной и ложью, между применением силы для защиты добра от зла — и насилием зла над добром.

Вспомним, что Иисус Христос, защищая святыню от поругания, взял бич и силою изгнал торговцев из храма. Согласно же данному закону, Христа можно зачислить в “экстремисты”. И каждого, кто поступит подобным образом: кто попытается изгнать кощунников из нашей русской жизни, из редакций, с телевидения, глумящегося над Христом (передача скандального фильма по НТВ), из министерства культуры, глава которой Швыдкой считает, что “Секс — двигатель культуры” — его ток-шоу под таким заглавием было передано по государствен­ному телеканалу “Культура” (7.3.2002)...

По этому закону можно карать даже тех, кто осмелится возбуждать так называемую “религиозную вражду” по отношению к служителям сатаны: в частности, карать пишущих об антихристе православных авторов под предлогом “антисемитизма”. Прецедент уже есть: недавно свердловская еврейская община обвинила Екатеринбургскую епархию в “разжигании национальной розни” в связи с продажей именно такой литературы. Можно требовать от Православной Церкви запрета и переделки богослужебных текстов, в которых нелестно говорится об иудеях (это уже проделано в западных конфессиях). А если создаваемые ныне чрезвычайные комиссии по своему национальному составу будут напоминать их предшест­венников в 1920-е годы, то недалеко и до возобновления специальных “антисе­митских” репрессий вроде постановления Совнаркома в “Известиях ВЦИК” (27.6.1918): ставить антисемитов “вне закона”...