Наш Современник, 2003 № 06

Подобный взгляд мог, естественно, у него сложиться потому, что он Россию не знал и не имел желания узнать. Он чувствовал себя единственным проводником европейского музыкального образования и винить его за это особенно не приходилось. Это придавало ему вес в собственных глазах и при дворе его точка зрения разделялась полностью.

Но не так смотрело на дело высокообразованное русское общество, среди которого были представители русской родовитой аристократии. Некоторые из них были, к тому же, одарены необыкновенными музыкальными способностями. Я имею в виду: Бородина, Мусоргского, Римского-Корсакова, Стасова, Балакирева. Такая точка зрения на музыкальную Россию казалась им неспра­ведливой и глубоко оскорбительной для их национального достоинства. Точка зрения консерватории и группы молодых, национально мыслящих русских музыкантов, которых презрительно называли “Кучкой”, вкладывая в это выра­жение обидный смысл (а Стасов в своей полемической статье назвал их “Могучей кучкой”), разошлась решительным образом во взглядах на пути музыкальной России. Отзвуком этой титанической борьбы за становление русской нацио­нальной музыкальной школы и явились, созданные Бородиным, типы музыкаль­ных скоморохов Скулы и Ерошки.

*   *   *

Путь “левизны”, путь разрушения исчерпан Русской музыкой до конца, как он исчерпан Русской культурой. Здесь нет уже ничего принципиально нового (можно насаждать это взамен старой музыки), можно только продолжать разрушение, громоздить руину на руину. Вслед за разрушением архитектуры идет разрушение театра, музыки, живописи и т. д.

Денисов выводит всю музыку теперешнюю по-прежнему из экспрессионизма “Воццека” А. Берга, из австро-еврейского “лере” — ту ее часть, которую он считает ценной. Денисов — честный человек, его честность напоминает мне честность Шигалева из “Бесов”, который говорил: “...предупреждаю, что другого пути нет” .

*   *   *

Где же путь вперед? Очевидно —

народное сознание , но не толпы, а именно народное, т. е. выборка лучшего, духовного. Гоголь, Пушкин, Достоевский, Блок, Горький. Из музыкантов только Мусоргский возвышался до откровения и может быть поставлен в один ряд с великими Русскими писателями по глубине и огромности задач и гениальности (силе) воплощения. Впрочем, он менее всего музыкант

, вернее, музыка для него была средством поведать свои мысли по поводу очень серьезных вещей. Например, Россия, ее народ, властители (светские и духовные). Музыкантам он чужд, непонятен по существу, ибо все их воспитание отчуждает от него. Например, Шостакович мне говорил (давно еще): “Не понимаю, как он (Мусоргский) мог писать такие слабые сочинения, как фортепианные пьесы (“Гурзуф” и т. д.) рядом с “Борисом Годуновым”. Странный композитор”. “Борис Годунов” в подлиннике — это и есть

то, что надо играть . Как с Рублевым — в конце концов вернутся к первоисточнику и он будет оценен по достоинству.

*   *   *

Русский дурак

— отдал Алмазную гору веры и красоты за консервную банку цивилизации (причем — пустую!). Смиренно , совершенно безропотно, как перед Страшным судом.

*   *   *

10 июля 1978 года

 

Вспыхнувший интерес к жизни Ал Блока37. Спекулятивные мерзости А. Штейна и других. К сожалению, и “Блоковед” Орлов сочинил “повесть” о жизни поэта, пересказав своими суконными словами многое такое, что стало источником и первопричиной бессмертных стихов38. Какая глупость, какая пошлость и бездарность. Это делает человек, хорошо знающий биографию и произведения Блока, его записные книжки, статьи, дневники, в которых много сказано о подобном обывательском интересе к частной жизни художника, в сущности не подлежащей рассмотрению, всегда бесстыдному. Интерес обывателя к частной жизни знаменитого человека может быть объяснен, в первую очередь, обезьяньим чувством любопытства, но зачем потакает этому писатель? То же и книга Катаева о своих знакомых знаменитых и менее знаменитых знакомых39.

Во всем этом интересе есть что-то антипоэтическое, низкое, желание сделать гения “своим”, себе подобным. Это заметил еще А. С. Пушкин, когда писал об интересе общества к частной жизни лорда Байрона40. Теперь это стало повальным бедствием.

Люди, занимающиеся этим литературно (т. е. пишущие подобные произве­дения) — “Роман без вранья”41 или “Гамаюн” о Блоке, или книга Катаева, более претенциозная, но, в сущности, обывательская, — не заслуживают уважения и, даже наоборот, как-то вызывают у меня презрительное чувство.

*   *   *

Люблю Моцарта и все, что связано с ним: Шуберта, молодого Шумана, Шопена, Русский романс доглинкинской эпохи и самого Глинку больше люблю в романсе и симфонической миниатюре (“Вальс-Фантазия”, “Хота”, “Князь Холмский”), чем в опере, где он менее самостоятелен, что ни говори. Люблю все, что связано с Моцартом духовно, от века: Пушкина, Петефи, Есенина, Лорку.

*   *   *